Анатолий Андреев - Всего лишь зеркало

– Плохая? На печальный любовный опыт, например. Как-то быстро забывается. На гнусную погоду…

– А счастливый любовный опыт вы помните?

– Да, но это не делает честь моей памяти. Это было один раз. Давно. Это и опытом-то назвать сложно: он мне так и не пригодился.

– Вы не верите в любовь?

Похороны определенно начинали мне нравиться. Вовремя умереть – тоже, знаете ли, большое искусство.

– Верю, конечно. Я не верю в то, что мне это поможет…

Если вы сказали, что верите в любовь, дальше можете говорить все что угодно: женщина не обратит на это никакого внимания. Но если вы признались, что не верите в любовь, разговор теряет смысл.

– Вы чем-то удивительно напоминаете Алика. Вы его действительно не знали?

– Алика Zero? Действительно не знал.

– Как вы сказали? Козерог? Откуда вы об этом знаете?

– О чем именно, Светлана? Я столько всего знаю…

– О Козероге. Алик так называл сам себя. Козерог – была, так сказать, его подпольная кличка, о которой мало кто знал. Но вот вы – знали о ней, вы были его другом. А теперь зачем-то отрицаете, что были. Это не очень порядочно, чтобы не сказать, что сильно напоминает предательство.

– Мне очень жаль, но я его не знал.

– Вот и Алик, бывало, отрицал очевидное. Упрется, как козерог, и ничем его не прошибешь. Говорю вам: вы с ним страшно похожи.

– Виноват, я еще жив в отличие от Алика Zero. Я даже чувствую, что мне зябко и мокро, несмотря на теплоту вашего тела…

Искусно сменить тему – значит, сделать женщине комплимент; комплимент же – это процентов на 80 внимание, оказанное женскому телу. Вот тут менять тему не рекомендую. Невнятный комплимент – это гораздо хуже, чем не доведенная до конца любовная игра, чем даже неоконченный роман.

Она не отстранилась; напротив, едва уловимо прильнула ко мне. Все приключения на свете начинаются с интереса женщины к мужчине. Да здравствуют похороны!

– Что вы сказали о моем теле?

– Я сказал, что оно теплое, и не успел сказать о…

– Окажите мне одну услугу, – перебила меня дама, демонстрируя скромность, так украшающую всякую броскую женщину, особенно вдову. А на похоронах каждая вторая женщина выглядит как вдова.

Ее голос обнажал и тут же попытался скрыть симпатию ко мне. Какая тонкая игра!

– Одну я уже оказал.

– Я это оценила. Вы пришли сюда. Спасибо.

Я кивнул, собрав воедино все свои светские навыки и упустив из виду, что она едва ли увидит мой сдержанный кивок, будучи на полголовы ниже меня. Обожаю, когда женщина ниже на полголовы, младше на много лет и при этом ставит тебя в щекотливое положение. Собственно, это и есть сбывающаяся мечта.

– Окажите еще одну. Или две услуги в один день для вас непосильное благодеяние?

– Вы будете моей должницей. Две услуги подряд – это мой рекорд.

– С удовольствием буду вашей должницей.

Она сказала «с удовольствием». На мой нынешний вкус – чересчур откровенно. Я с удовольствием сделал вид, что не обратил на это внимания.

– О какой услуге на сей раз идет речь?

Мы подошли к автобусу (ах, все хорошее когда-нибудь кончается), который должен был везти собравшихся на кладбище.

– Обещайте, что для всех его друзей, пришедших сюда, вы будете тем самым загадочным другом Алика.

– Могу я спросить: зачем?

– Можете, конечно. Но лучше не спрашивайте.

– Это будет уже третья услуга. Таким безвольным я не был со времен моей счастливой любви.

Моя леди выскользнула из-под укрытия и растворилась в траурной толпе, отливавшей мокрым блеском черных тугих зонтов.

Нет, на этот раз описать ее мне не удастся. Я ее толком даже не разглядел. Правда, в памяти сохранилось так любимое мною длинное платье, скрывающее все, кроме самого главного (прямолинейные мужчины называют это «подчеркнуть достоинства»; решительно с ними не согласен; считаю, что в подобных случаях уместнее говорить о таинственном исчезновении недостатков), да еще мое беглое, но категорически благосклонное впечатление.

Но кого интересуют впечатления случайно попавшего на похороны человека, которые случайно оказались похоронами его лучшего друга?

Опишу Светлану в следующий раз, в обстоятельствах более подобающих столь несуетливому занятию.

Она этого достойна.

Начало поминального застолья приятно удивило изобилием и качеством блюд.

Напрашивался вопрос: если покойник и сам был не чужд всего этого, бренного, то зачем было так скоропостижно зарываться в гвоздики?

Впрочем, вопросов было много; но об одних не хотелось думать за столом, сервированным до неприличия прилично, а другие задать было просто некому, ибо Светлана предусмотрительно поместила меня в оболочку из тел, составлявших костяк какой-то полуродственной бригады, которая оказалась по разные концы стола с друзьями. Собственно, изолировала меня с неизвестно какой целью. Я, друг, оказался среди родственников. Мною играли и открыто манипулировали. Это вызвало у меня чувство протеста. Я не стану описывать Светлану сейчас, хотя еще мгновение назад собирался это сделать не без удовольствия. Иногда я люблю позволить себе невинную месть.