Михаил Сверлов - Пророчество. О войне, людях и событиях

– Что?! Где маманя?

– Да вон она плетётся по дороге, как собачий хвост. – И все повернули головы назад, глядя на деревенскую улицу, по которой, бормоча и кланяясь, шла Фроська.

Никита сбежал с крыльца, пробился сквозь толпу и, подбежав к матери, обнял её.

– Маманя, маманя! Родная моя! А я думал, что все сгинули, погибли в Сибири!

Фроська внимательно посмотрела в глаза сыну.

– Ты с этими што ль? – и она кивнула в сторону немцев.

– Да, да! – торопливо ответил сын. – Я приехал с ними. Теперь мы будем жить по-новому, в хорошей хате. Я тебя никому в обиду не дам.

– А они зачем к нам приехали? – она вновь кивнула в сторону немцев.

– Они уедут, уедут. Мы сами будем жить, по-своему…

Смотревший на эту сцену старший офицер вновь что-то громко сказал.

«Господин капитан, – перевёл переводчик, – рад такой неожиданной встрече бургомистра со своей матерью. Мы надеемся, что так же счастливо будет протекать наше дальнейшее сотрудничество. Все, кто захочет служить Рейху, может записаться в добровольные помощники. А сейчас всем разойтись! Господина бургомистра с матушкой просим войти в дом».

Толпа медленно расходилась с площади, обсуждая невероятную встречу Фроськи с сыном и назначение того бургомистром.

– Это как же теперича будет? – спрашивал всех глуховатый дед Митрич. – Никитка теперича председатель сельсовета што ли?

– На вроде того. Только с дубинкой. Слышал, за всё, что не понравится им – расстрел. А за то, что понравится – петля. Во! Немецкая свобода!

– Ты, там, шустрый, рот-то закрой. А то, не ровён час, тебе его прихлопнут, – заметил кто-то.

– Так и так прихлопнут. Теперь мы на вроде коровы, только мычать можем, да сапоги им лизать.

В толпе кто-то захихикал, но большинство людей шло молча понимая, что время шуток прошло.

Через два дня приехала машина с полицаями. Они первым делом пошли по хатам, ища самогон и еду. Забирали всё. Кто не отдавал, били прикладами. Всё забранное сносили к Никите, который поселился в помещении фельдшерского пункта, выкинув на улицу всё медицинское имущество Ефросиньи. Но чокнутая Фроська не стала жить с сыном, оставаясь в своём домике. Она, несмотря на запрет новой администрации ходить в лес, продолжала это делать, собирая нужные травки, грибы и ягоды. Несколько раз полицейские задерживали её, но, в конце концов, перестали это делать, решив, что нечего связываться с чокнутой бабкой, да ещё матерью бургомистра. Однако, старший полицейский предупредил Никиту о том, что если ту задержит немецкая полиция, то её повесят на опушке леса для устрашения всех бегающих в лес тайком.

Ефросинья стала носить платок, плотно облегающий её голову и скрывающий косу. Она старалась поменьше выходить на улицу, но люди болели, и она вынуждена была к ним ходить.

Как то к ней пристал пьяный полицейский. Ей никак не удавалось от него отцепиться. Помогла собака, кем-то выпущенная со двора. Она остервенело лаяла на пьяного полицая и тот, забыв про Фросю, стал отбиваться от неё, а затем, сняв с плеча винтовку, начал стрелять по псу. Но, то ли он был такой меткий стрелок, то ли выпитый самогон был крепок, то ли пес был слишком быстр, но попасть в него он не смог. А Фрося, воспользовавшись этим, заскочила во двор нужного ей дома. Но с тех пор она ходила по дворам только вечером и ночью.

Недели через три после прихода немцев в село, в одну из хат, стоящих ближе к лесу, постучались наши солдаты, выходящие из окружения. Под утро в село ворвались немцы и захватили их спящими в хате. Разговор был недолог. Тут же во дворе солдат и расстреляли, а хозяев хаты повесили на площади в присутствии согнанных жителей. Эта страшная картина развеяла последние сомнения в перспективах «новой свободной» жизни даже у тех, кто ещё в чём-то сомневался.

Однажды ночью постучались и к Ефросинье.

– Кто? – спросила она через окно. – Чего надо?

– Впусти, хозяйка, – раздался громкий шёпот.

– Вы кто?

– Дед пихто! Сначала впусти, потом говорить будем.

Вздохнув, Ефросинья прошла в сени и открыла дверь. В неё проскользнули два человека.

– Запри, – сказал один из них, показывая на дверь. – Кто в хате ещё есть?

– Вы кто? – снова спросила она.

Для оказания помощи войскам, отступающим из города, вокруг него действовали диверсионные группы, которые совершали взрывы мостов, выводили из окружения небольшие отряды бойцов, уничтожали немецкие продовольственные отряды.

– Это долго объяснять, да и не время сейчас. Свои мы, свои. У нас в лесу раненый. Нам бы йода, да бинтов.