Леонид Подольский - Эксперимент (сборник)

– Ты тут какой-то хреновиной занимаешься, – рявкнул, не здороваясь, губернатор, – а там, не видел, что ли, два пикета… Пошло-поехало, доигрались… Как в Москве в девяностом году…

– Геннадий Михайлович, это ваш шанс. Я телевизионщиков вызвал. Как раз вечером передача у Плотникова, – сохраняя ледяное спокойствие, едва обернувшись, сообщил Эдуард.

– Что? – взвился губернатор. – Да я с этим прохиндеем…

Что он с этим прохиндеем и отчего вообще Максим Плотников прохиндей, губернатор не знал и потому оборвал свой крик на полуслове.

– Что с пикетами делать, подскажи. Генерал этот хренов меня достал. Хочет разогнать.

Эдуард решительно поднялся.

– Геннадий Михайлович, это я организовал для вас пикеты. Надо показать народу, как вы умеете разговаривать с людьми. А пьяного скалозуба – срочно на пенсию, пока не наломал дров.

– Какого Скалозуба? – забыл про генерала потрясённый губернатор.

– Вашего, эмвэдэшного. Грибоедова не читали? За каждого динозавра – от двух до пяти процентов рейтинга. На президента с премьером посмотрите, учитесь.

Пример президента с премьером подействовал на губернатора неотразимо. Садальский даже забыл, что у генерала Грачёва тесные связи с местными авторитетами и что поэтому мент ему, губернатору, очень даже нужен.

Минут через пятнадцать, едва прибыли журналисты с камерами, губернатор Садальский, тщательно причёсанный и одетый в такую же, как у пикетчиков, курточку, вышел к народу. На ступенях Белого дома, чтобы усилить эффект, губернатор задержался на несколько мгновений – телевизионщики напряглись: в какую сторону пойдёт глава области, налево, к правозащитникам, или направо, к патриотам, имело символическое значение. Губернатор оказался на высоте казавшейся неразрешимой задачи – повернул налево, пообщался с правозащитниками и даже, невероятно, подписал петицию об освобождении Ходорковского; затем пошёл направо, опять пообщался с народом, на сей раз, для равновесия, почти пятнадцать минут против десяти, и опять подписал петиции, сразу за Советский Союз, против олигархов и в поддержку прокуратуры против «ЮКОСа». Полный плюрализм. Тут, однако, выявилась новая интрига. Оказалось, что в обоих пикетах стоят хоть и враждующие между собой, но родственники. Душка губернатор тут же предпринял челночную дипломатию, свёл и помирил родственников, сфотографировался со всеми на память – вечером Максим Плотников в передаче «Итоги», которую на сей раз не отрываясь смотрели не только своя, но и соседние области, величал губернатора ведущим и самостоятельным региональным политиком, готовым дать фору Москве. К тому же ещё и миротворцем. Миротворец – это запомнилось; запомнилось многократно повторенное, как удар головой Зидана в грудь Метерацци, рукопожатие разделённых политикой родственников. Новое прозвище накрепко приклеилось к губернатору. Никто не вспоминал больше, что в прежние годы губернатора, бывало, называли Жлобом.

– Итак, первый подвиг Геракла, растиражированный в эфире и доведённый до каждой семьи, совершён, – велеречиво, с присущим ему юмором, записывал в рабочем дневнике Эдуард.

Подвигов, однако, как известно, было двенадцать. Теперь губернатору предстояло сразиться – не с Немейским львом, Лернейской гидрой или Стимфалийскими птицами, – противник был значительно серьёзней: цены. Цены не подчинялись губернатору и росли, вызывая ропот в небогатой области. Конечно, всё можно было валить на Москву, на Центробанк, на слабую антимонопольную политику – всегда валили, и справедливо, но можно было и выступить укротителем. К тому же, губернатору подвернулся случай. Посещая как-то районный городок, начальник области как бы невзначай зашёл в супермаркет. Магазинчик был небольшой, одно название, но цены – не то чтобы кусались сильнее, чем вокруг, но для тощих кошельков жителей райцентра явно были завышены. Старожилы ещё вспоминали очереди за колбасой по два двадцать и водку за два восемьдесят семь.

– Кто здесь хозяин? – наливаясь кровью, взревел губернатор по старой обкомовской привычке.

Трясущийся хозяин предстал перед губернатором.

– И директор ты? – продолжал бушевать Садальский. – Снять директора, сей же момент.

– Он что, должен снять самого себя? Как можно приказывать хозяину? Я, может быть, плохо понимаю по-русски, – изумился английский корреспондент, затесавшийся в свиту губернатора по приглашению Эдуарда.

– Олл райт, – усмехнулся Эдуард, – отлично понимаешь по-русски. Только мыслишь не по-нашему.