Рена Арзуманова - Мост через жизнь

И вроде как не одна… Со своими… – Ольга Михайловна смочила полотенце водой из бутылки и начала с памятника мужа. – Я вообще люблю на кладбище приходить. Тебе, приблуде, могу признаться. Странно, да? Да ладно, ты хвостом-то не бей. Я сама знаю, что странно. Но мне тем не менее нравится. Может, конечно, потому, что мне больше ходить не к кому. Мои все тут лежат. Не к Райке же ходить? Райка не в счёт. Я к ней ходить не люблю. Да и не хожу почти. Райка – это сестра моя. Двоюродная. Ехидна такая. Всю жизнь у нас в квартире юбкой мела. Тю-тю-тю да тю-тю-тю. Сколько раз и я, и мама ей на порог указывали, а с неё – как с гуся вода. Она даже одно время на Мишу моего навострилась. Так мне казалось. Райка, конечно, отказывалась. А кто в такой ситуации отказываться не станет? А Миша в её сторону даже и не смотрел. Верным он был очень. А мама говорила, что не верный он, а себе на уме. Кто же из тёплой квартиры да от полной тарелки уйдёт? А я маме возражала, что у Райки, мол, тоже квартира. И готовить она любит. Но мама моих возражений не слушала, только рукой на меня махала. А Мишу она не любила. Приблудой его называла. Потому как негородской он был. Без квартиры. Ну и что с того, что без квартиры, правда? Вот и ты со мной согласна. Киваешь. Да и как тебе не согласиться, если ты и сама приблуда. Самой жить негде. Так вот. Мама мужа моего просто не выносила. А Райка эта во всём ей поддакивала. А я так понимаю, что она свой интерес имела. Всё надеялась, что Миша не выдержит и уйдёт. От меня к ней уйдёт. А он остался. И мама, как мне сейчас кажется, Райку привечала именно потому, что надеялась, что Миша уйдёт…

Ольга Михайловна, закончив протирать могилы, выжала уже ставшее грязным полотенце, аккуратно сложила его в сумку. Села на лавочку. Собака внимательно смотрела на женщину. Помнила, что после уборки начнут поминать. Что такое «поминать», собака не очень понимала, но хотелось попробовать. Вдруг это «поминать» окажется вполне себе вкусным.

– Хорошо-то как, – тихо проговорила Ольга Михайловна. – Люблю я спокойно посидеть после уборки. Не знаю, подходит ли к кладбищу определение «благостно», но мне тут благостно. Только одна мысль всё время мучает: кто меня хоронить будет? Я, конечно, помирать ещё не собираюсь, но всё же? Райка, поди. Больше и некому. А кто Райку потом похоронит? Эх, поторопился Миша. Права была мама: никакой от него пользы не случилось. Ты знаешь, пока мама жива была, я Мишу любила, а как мамы не стало, что-то со мной произошло. Начала его мамиными же словами попрекать. И приблуда он, и ленивый, и безрукий. И как-то раз в сердцах сказала, что и не мужик он вовсе. А после того, как и его не стало, всё думаю: что же произошло со мной тогда? Получается, что я мужа любила вопреки маме? Чтобы её позлить? Так у меня же и в мыслях не было злить её. Для чего? И что со мной тогда произошло, что я стала вдруг вести себя, как мама? Молчишь? Не знаешь, что сказать? Вот и я не знаю…

Собака молчала и выжидательно смотрела на Ольгу Михайловну. Когда их взгляды встречались – собака красноречиво переводила взгляд на сумку. Она, конечно, готова была поддержать разговор с этой суматошной женщиной, но не на пустой же желудок. На пустой желудок на такие серьёзные вопросы, которые перед ней ставит незнакомка, и не ответишь. Собака знала за собой эту черту: когда она голодная, она не может трезво рассуждать. Всё, что в жизни с ней плохого случалось, – случалось на голодный желудок. А из этой сумки, которая стоит на скамейке, доносятся такие изумительные запахи! Сумка пахнет домом и любовью. Мясом и чем-то сладким. Если ей, собаке, предоставят выбор, то она, конечно, выберет мясо. А потом любовь и дом. А потом уже что-то сладкое. Но это на голодный желудок. А если бы она делала выбор на сытый желудок, то, само собой, сразу выбрала бы любовь. Она успела заметить, что к любви в этой жизни непременно примешиваются и дом, и мясо, и что-то сладкое для баловства.

– И деток у нас с Мишей не случилось. Это плохо, – Ольга Михайловна достала из отдельного пакета очередное чистое полотенце. Смочила его оставшейся в бутылке водой, протёрла лицо и руки. – Если бы были детки, то я бы не беспокоилась о том, кто хоронить меня будет. Хотя, конечно, хочу я тебе сказать, случаются и такие дети, что и не захочешь, чтобы они тебя хоронили. У Райки тоже детей нет. Да Райка и замужем-то не была. Не нашлось на неё кандидата.

Я вот в последнее время часто думаю: если бы я была с Мишей своим подобрее, может, он и пожил бы ещё. Чего мне не хватало? Какого рожна? Ну, тихий он был. Неприспособленный. Зато и не ругался никогда. Я ему слово, а он в ответ молчит. Я – два, а он только плечами пожимает. Недоуменно так пожимает. Получается, что всю жизнь мужик недоумевал: за что ему жена с тёщей такие сварливые попались? И как мне теперь с мыслями этими жить? Все мы, скажу я тебе, задним умом сильны. Или вот ещё о чём я думаю: если бы Миша устал от моего ворчания и ушёл к Райке, может, у них и детки бы народились. И было бы кому нас с Райкой похоронить. И я бы сейчас не с тобой Мишу поминала, а с его детками. Или не поминала бы. Кто поминает бывших мужей?

Читать дальше