Array Коллектив авторов - Спецвыпуск книжной серии «Современники и классики». Выпуск 3

К наступлению сумерек под козырьком горного хребта, напротив волчьего логова, Шерхан удобно улёгся в засаде на плотном настиле из травы, папоротника, пахнущего дурманом. Сумерки, начиная с запада, своим тёмным полотном плотно окутывали горные вершины, хребты, рощицы.

Неожиданно из осиновой рощи Уршарик до Шерхана донеслось одинокое волчье завывание: «Оооууу! Ааа-ууу… Ааа-ууу…» Волк сначала завыл неуверенно, простуженно, словно задыхаясь, срываясь с привычного тембра в кашель. Его голос ломался, не налаживался в нужное звучание и тон. Иногда вой, заглушаемый встречным ветром, до ушей Шерхана доносился как из подземелья. Но, приспосабливаясь к скорости движения ветра, со временем стал приобретать должный характер, уверенность. Неожиданно, словно он чем-то маслянистым прополоскал горло, голос волка зазвучал так громко, мелодично, с дикой хрипотцой, натиском, что Шерхан окаменел. В этом случае даже неопытный человек, оказавшийся на месте Шерхана, безошибочно определил бы, что эту песню затеял доминантный волк – главарь волчьей стаи. Шерхан затаил дыхание под воздействием этого гипнотического завывания. На мгновение почудилось, что вместе с ним перед натиском волчьего воя заворожённо застыли и горные вершины. Волк выл непрерывающимся голосом, словно какие-то внешние силы мехами в лёгкие закачивали воздух. Казалось, этому не будет конца. Видимо, доминантный волк рассчитывал на то, что доминантная волчица его услышит и сразу поддержит ответным завыванием.

Бике, доминантная волчица, как королева волчьей стаи, обязана была отозваться, подать голос своему королю. Но она почему-то не отвечала, будто не хотела показать место своего нахождения. Это молчание говорило о том, возможно, король и королева волчьей стаи находятся в ссоре. Королева не прощает обиды королю и не желает с ним мириться.

Неожиданно в глубине рощи, нарушая иерархическую соподчинённость, один из волчат в ответ королю пискляво завыл, не удерживая тональность голоса. Но кто-то из братьев, стоящих выше него на иерархической лестнице, укусив, быстро заставил его умолкнуть. Волчонок больно завизжал, оглашая лес трусливыми жалобами.

Воцарилась неприятная тишина, от которой в ожидании продолжения волчьего воя у Шерхана на спине рубашка прилипла к телу. Ему показалось это состояние бесконечным. И вся окружающая природа: горы, долины рек, лесные массивы – приутихла в предчувствии этого магического завывания, в предвкушении чего-то важного, непредсказуемого, необратимого.

Вдруг на грани срыва ожидания с противоположной стороны рощи тишину леса прорезал голос королевы стаи – сильный, мелодичный, протяжно давящий. Судя по тембру, он не был похож ни на примирительное завывание в ответ королю стаи, ни на голос матери, заботящейся о детёнышах. Это была и не тоска обиженной, страждущей королевы, и не звук тревоги, предупреждающий стаю об опасности, ходящей рядом с ней. Это было похоже на какой-то сигнал от королевы, находящейся со свитой на одном из лежбищ своего королевства.

Свой зовущий голос ещё раз подал вожак стаи, а потом затаился прислушиваясь.

Спустя какое-то время ему ответно завыла королева. Судя по смягчившемуся голосу волчицы, Шерхан определил, что она прощает королю обиду. Голос волка обрёл созвучие, уверенность. По радостным завываниям волчат можно было понять, что всем понравился мир, который с прощением королевой короля приходил в их семью. Примирительный вой волчицы, переставшей злиться на своего короля, означал, что она с детёнышами слышит его, ощущает их близость. Королевская чета скоро со своими принцами, принцессами соберётся на королевский совет и там решит назревшие вопросы своего королевства.

Король, довольный голосом королевы, завыл так восторженно, что всем жителям леса стало ясно, как горячо он любит свою напарницу.

Тут же с северной окраины леса подняли радостный вой молодые волки, дозором обходящие границы своей территории. Спустя мгновения из глубины рощи к родителям, старшим братьям один за другим присоединились несколько подростковых голосов. За ними отозвались волчата-сосунки. Волчата не выли – этому родители их ещё не научили – то ли скулили, то ли смеялись. То и другое происходило одновременно. Они, пискляво срывая связки, одновременно тявкали, скулили, визжали. По тому, как раздаются голоса сосунков – разных высот, тембра, настроения, – создавалось впечатление, что это о себе дают знать вовсе не детёныши волчьего племени, а какие-то чужеродные существа, которые никогда не научатся выть по-волчьи.