Сергей Милютин - Керкопорта. Фантастические повести и рассказы

Константин смотрел на Андрея с каменным лицом. От слов юродивого толпа затихла в оцепенелом испуге. В гробовой тишине подле неподвижного царя встала охрана, растерянно застыли свитские.

Констатнин склонился к юродивому. Он возвышался над Андреем, и Ио не мог понять, что он видит: то ли царя, глядящего на нижайшего из подданных сверху вниз, то ли просителя, смиренно стоящего перед тем, кого рассевшийся в грязи Андрей сейчас представлял.

– И что же ты мне посоветуешь, Андрей, Божий человек? – спросил царь.

Ио увидел взгляд из- под бровей, одновременно устало злой и с надеждой ждущий чего- то.

– Отпусти Город, царь – как отпускают давно умерших близких. Его тебе уже не сберечь. Спасайся сам, – тихо проговорил юродивый, – Поменяйся одеждами со мной. Возьму твои грехи на себя. У Керкопорты притолока низкая, в царском венце ее не пройти.

Толпа охнула шепотом. С разных сторон раздался шорох. Кто- то в испуге торопился покинуть опасное место. Кто- то, напротив, завороженный, стремился пролезть вперед, к источнику неслыханных слов, обращенных к царю.

– Хороший совет для обычного человека, Андрей, – выпрямившись, сказал Константин, – Плохой – для царя. Мой крест – мне его и нести. Если империи суждено умереть, погибну вместе с ней.

Царь сурово замолчал. Давешний молодой свитский решительно шагнул к Андрею.

– Оставь его, – приказал император – свитский отдернул уже протянутую к юродивому руку., – Молись за меня, Андрей. И за Город.

Царь сделал несколько энергичных шагов назад, парой движений, ступив на спину вовремя подбежавшего слуги, заскочил в колесницу. Толкнул возницу в спину.

– Езжай!

Все вокруг будто по команде пришло в движение. По толпе пробежал расслабленный ропот.

– Помни о Керкопорте, Константин! – крикнул юродивый вслед тронувшейся колеснице.

Свита поспешно пронеслась за ней, подняв пыль, окутавшую толпу и Андрея. Когда клубы рассеялись, юродивого след простыл, будто и не было.

Никита дернул оцепеневшего Ио за рукав. Не дождавшись реакции, заглянул приятелю в лицо. В глазах летописца вспыхнул огонек любопытства.

– Что-то вспомнили, мой задумчивый друг?

Ио наморщил лоб.

– Даже не знаю. Только мало понятный намек на воспоминание. Что за странное слово сказал Андрей? Я его сегодня уже второй раз слышу.

– Керкопорта, – вдруг ясно произнес стоящий рядом молодой подмастерье в грязном фартуке с ведром в руке, набитым промасленной ветошью, и продолжил, невидяще уставившись в пустоту перед собой и четко выговаривая слова, – Что значит – Цирковые двери. Керкопорта – вход в страну мертвых. На выходе из туннеля находится цирк с сияющими огнями, где мятущиеся души вечно смотрят бесконечный полет колесниц по кругу. Колесницы сталкиваются, их бессмертные возницы, вопя, летят в грязь под тяжкие копыта скакунов и под безжалостные колеса. Зрители вскакивают с мест, кричат, дерутся друг с другом – по одиночке и сектор на сектор. Они захвачены иллюзией безудержного бешеного движения. Но на самом деле ничего не двигается с места. Все – морок.

Ио удивленно воззрился на подмастерье.

– Что? Что Вы сейчас сказали?

– Да это ж все знают! – парень пожал плечами, подхватил ведро и насвистывая скрылся за углом.

Никита и Ио переглянулись.

– Так, – решительно заключил летописец, – Хватит на сегодня уличной мистики, а то на Петрония совсем сил не останется.

– На Петрония? – переспросил Ио, – Это которого зовут королем поэтов?

– Угу, – кивнул Никита, – Примерно в том же смысле, в каком бывает крысиный король на кораблях дальнего плавания. Человек, который парой слов начал десятки литературных карьер и сотни стер в порошок.

Летописец подхватил Ио под руку и повлек куда- то на боковую улицу.

– Я договорился о встрече с ним. Прямо сейчас. Если Вы и впрямь, как говорил Гектор, хороший писатель, он может Вас знать.

Никита ухмыльнулся.

– И если плохой – тоже может.

***

– Вы опоздали.

Петроний встретил гостей кислой миной и еле заметным движением обозначил вежливое намерение приподняться. Арбитр Изящества возлежал в комнате для встреч на верхнем этаже, куда посетителей привел молчаливый старик- грек. На полу рядом с кушеткой в беспорядке валялись книги – Флавий, Фейхтвангер, Тацит, Светоний. На невысоком столике стояла корзина с фруктами, два кувшина и винные чашки с причудливым узором.

Знаменитый поэт явно старался поддерживать форму – рельефные руки, плечи и могучий торс выглядели весьма впечатляюще. Однако седина в волосах безжалостно обличала далеко не юный возраст, а одутловатое лицо и морщинистые мешки под глазами выдавали многолетнюю верность излишествам.