Елена Исаева - Про мою маму и про меня

– Потому что «Любовь»… Помнишь, я высоко на дерево залез? Все сбежались…

– Такое не забывается. В тот день был очень сильный ветер. И тебя так страшно мотало на том дереве высоко-высоко над землёй…

– Если бы ты тогда сказала: «Прыгай!» – я бы с того дерева прыгнул… даже без парашюта.

С дерева-то – да. А вот приехать… Мама не выдержала:

– Приезжай… Боишься?

– Боюсь, – как-то неуверенно ответил Игоряшка.

Я поняла, что у нас некоторые проблемы.

Я стала уговаривать маму сделать решительный шаг первой.

– Чего тут ехать-то до «Аэропорта»? Давай я с тобой поеду? Договорись только – когда.

– Отстань от меня. А то плакать буду. Лучше – отстань!

Тётя Галя говорила маме мечтательно:

– Счастливая ты, Катька. Меня, если два месяца не даю, мужики ненавидеть начинают, да ещё гадости распускают, сплетни… А тебе уже четвёртый месяц звонит. И чем ты его держишь?

Ситуация складывалась какая-то тупиковая.

– А хочешь, давай вообще никогда не встречаться, а только по телефону разговаривать. Будет, как у Лермонтова: «Чтоб весь день, всю ночь, мой слух лелея, про любовь мне сладкий голос пел…» Будем друг друга представлять молодыми… – предлагала мама совершенно серьёзно.

Он на это как-то не среагировал. Он увлеченно вспоминал:

– А помнишь, как-то на Новый год я тебе на подоконнике на снегу написал: «С Новым годом! Желаю счастья!»…

– Да! – сразу перестраивалась мама, потому что про детство вспоминать всегда приятно. – Уже на первом курсе… Я к экзаменам готовилась. Мама с утра увидела, что на подоконнике на снегу что-то написано, валенки надела, побежала по сугробам смотреть, что там. С этой стороны никак прочесть не могла. Я её отговаривала, испугалась – вдруг там какая-нибудь гадость… Очень всё-таки я тебя мучила…

– Разве я мог тебе гадость? Скажешь тоже. Ты для меня… всё. А мучила… Что ж… Да ты не мучила… Просто не любила…

– А помнишь, как ты каждый вечер говорил мне «спокойной ночи»?

– Конечно, – смеялся он.

Мама не один раз рассказывала мне, что до сих пор в ушах у неё стоит этот чистый звук трубы в сумраке надо всей окраинной тогда Ленинградкой, над ещё не снесёнными деревянными домами, над «Аэропортом», ещё утопающим в садах: «Спокойной ночи, мой друг любимый. Под этот мотив хорошие сны присниться должны…»

– Ты меня не любишь! – спохватывалась вдруг мама. – Мне так плохо одной, а ты боишься приехать! Вот в детстве ты смелее был. Помнишь, сначала всё ходил позади меня? А однажды я иду по нашей улице, а ты сзади, и вдруг говоришь: «И что это я хожу за тобой, как паж за королевой? Пойду-ка я рядом!» И пошёл. Я так удивилась…

– А помнишь, я к тебе пришёл как-то в мае, уже совсем тепло было, вишни во дворах вовсю цвели. Ты вышла ко мне на крыльцо, а девчонки в соседнем дворе песни пели. Увидели нас вдвоём и тут же затянули: «В рубашке нарядной к своей ненаглядной…»

– А я и не поняла сначала, чего это ты вдруг в их сторону посмотрел и усмехнулся… А помнишь, как ты искал меня на школьном вечере? В окно на первом этаже в актовый зал заглядывал.

– А ты откуда знаешь? Тебя же нигде не было.

– Была! У тебя перед носом на подоконнике сидела! Мы с Томкой Богдановой на этом самом окне устроились – только спиной к вам! И через открытую фрамугу отлично слышали, как вы с Витькой переговаривались на улице: «Не видишь, где она? – Не вижу! Может, вообще, не пришла? – Может, в коридор вышла? – Пойдём там тоже посмотрим!..»

– Так это твоя спина мешала мне тебя в зале разыскивать? Надо же! Чудеса! Ну, со спины-то вы все одинаковые были – как цыплята в инкубаторе – все в школьных формах, фартучках, ленточках…

– А Томка хихикать начала, ей так и хотелось обернуться! А я ей прошептала: «Сиди смирно! Не поворачивай голову!»

– Не хотела ко мне выходить?

– Не хотела. Танцевать хотела… Но знаешь, мне правда очень смешно… и весело было, что ты меня разыскиваешь, а я сижу прямо перед тобой только через стекло, а ты поверх моего плеча в зал вглядываешься… меня ищешь… ищешь…

Сколько бы ещё было этих «а помнишь…». И всё по телефону!

В общем, нервы у меня не выдержали. Я решила сама это дело с мёртвой точки сдвинуть. Я подумала, может, он из-за меня не едет? Всё-таки дочка, почти уже взрослая. Стесняется, как я на это посмотрю. Так надо с ним познакомиться. Я ему понравлюсь. Найдём общий язык. И всё будет легче. Я позвонила потихоньку от мамы. Ну, потому что ведь она бы точно запретила эту самодеятельность.