Вера Павловна испуганно смотрела на мужа.
– Нет, дорогая, не бойся, это не безумие, наоборот, я все вижу отчетливо, вижу насквозь, вижу, что ничего не вижу.
– Ну что ты, что ты… Ты же такой тонкий, глубокий…
– Скажи еще образованный. В университете нас учат, как все устроено. А потом понимаешь, что устроено все не так. И зачем изучать неправильное устройство? А может, лучше на базаре торговать? Может, это как раз мое? А теперь вот приходится профессорское звание оправдывать, перед собой притворяться.
Отложив вилку, Вера Павловна поднялась, став вровень с сидящим мужем, и прижала к груди его голову. У Олега Держикрача навернулись слезы.
– И группа эта, как камера-обскура, в ней все перевернуто, все фальшиво…
– Откуда мы знаем? Сам же говоришь, ничего про них неизвестно. Так лучше принимать их такими, какие есть. И слова, и поступки… К тому же благодаря группе Ульяна Гроховец и Модэст Одинаров обрели свое счастье. Это же мы твердо знаем. Так и вижу этих голубков, обнимающихся у компьютера!
– Не хватало быть еще сводней.
– Ну, зачем так. И к чему обязательно подозревать худшее? Вот же эти едкие сестры Пчель, эти интернетовские фурии, живут, мы знаем, дружной семьей, с единственным компьютером на троих. Как представлю их идиллию, мне легче делается. В провинции нет нашей отчужденности, обособленности.
– А вдруг это один человек?
– Нет, невозможно быть таким озлобленным, да и одиночества такого никто не вынесет. К чему твои чудовищные предположения? Надо быть доверчивее.
– Как Саша Гребенча?
– А что Саша Гребенча? Светлая личность, наверняка прекрасный муж и отец. Узнав о таких, жить хочется. Так и потомки прочитают наши признания и подумают: «А они были совсем не глупы, и мучились, как мы, и страдали». И не так станет им одиноко на свете белом.
– Да наплевать им будет на нас! – отстранился Олег Держикрач. – Много мы об ушедших думаем? Много о них знаем? При Пушкине, к примеру, туалетной бумаги не было, он подтирался бог знает чем, и той же рукой выводил про Онегина. Как нам это вообразить? Другие люди! А что поймут из нашей переписки, если мы сами в ней мало что разбираем.
Олег Держикрач поднялся, взяв за руку, подвел жену к компьютеру.
– Вот, посмотри на этот чат посторонними глазами:
Ульяна Гроховец:
«А что думает Модест Одинаров?»
Модест Одинаров:
«У начальника заболела секретарша, и в обеденный перерыв он, не отрываясь от бумаг, бросил: «Сварите кофе, дружище». А он вдвое моложе! И почему я не плеснул ему кофе в лицо? Боюсь сорваться. Может, взять отпуск?»
Раскольников:
«Правильно, что сдержался. Лучше его в подъезде замочить. Научить как?»
– Представляю, как шарахнулся этот Одинаров! – сказала Вера Павловна.
– А тебе не кажется, что он выдумал всю эту галиматью? Как и случай с собачником?
– А зачем?
– Может, хотел доказать, что не трус, что еще не окончательно утратил чувство собственного достоинства? А как это сделать – только в интернет-группе.
– Все равно мне он неприятен. Уж больно расчетливый. Мне нравятся способные на ошибку.
– Как я? Но давай посмотрим, как язвит Никита Мозырь:
«Будь проклята эпоха Просвещения! Хочу обратно в феодализм! Лучше бояться Отца-Создателя, чем холодной, бездушной бездны! Хочу, чтобы Земля была в центре мироздания, а душа была бессмертна! И какая мне разница, как обстоит все на самом деле? Это ученые произошли от обезьяны, а я своего Отца знаю!»
– А он язвит? – спросила жена.
– Конечно. В больнице он не упускал случая демонстрировать безбожие. А вот это, посмотри.
Олег Держикрач навел мышью на пост Иннокентия Скородума.
«Общественное устройство – как смерть: его можно обсуждать, можно видоизменять, можно принимать или нет, но поделать с ним ничего нельзя. Нам остается лишь перебирать виды казни. Левые знамена прикрывают корысть ничуть не хуже правых идей, а благо нации, если о нем вообще можно говорить, зависит скорее от нравственности правителя, чем от его политических взглядов».
– Обрати внимание, как он завелся, когда ему ничего не ответили. Не привык оставаться без отзывов. Но в группе нет заказных рецензий, и он прокомментировал сам.
«Демократия уповает на выборы. Но все политики принадлежат к узкому слою, корпорации, которая не имеет никакого отношения к толще народа. А его громада живет своей жизнью, которую нельзя ни устроить, ни перевернуть. Есть китайская притча. Будучи в императорском дворце, учитель сказал: «Опытный врач не вмешивается в течение болезни, предоставляя организму самому бороться с ней. Он лишь следит за процессом исцеления. В случае выздоровления он пожинает лавры, в случае смерти, забрав причитающуюся плату, торопливо покидает родственников, принося соболезнования. Неопытный же врач пробует различные лекарства, порошки и чудодейственные мази. Он мучает больного постоянными притираниями, переворачивая в постели, пускает ему кровь. И только вредит.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу