Я не отдавал себе отчета в том, что эта девушка не любя, отдает мне всю себя. Мне казалось, ее чувства ко мне настолько правдивы и откровенны, что продолжал обманываться еще очень долго, пока понял насколько был не прав.
«5 августа 1987 года
Мне до сих пор трудно поверить в то, что Робби больше нет. Его похоронили на городском кладбище. Кажется, это было только вчера… Как трудно перенести утрату близкого человека. Конечно, он был не настолько близок мне, но я его ЛЮБИЛА. И он, наверное, тоже. Я точно не знаю… Он был очень скромным.
Я закрываю глаза и вижу его лицо. Большие серые глаза смотрят на меня с неуемной тоской. Он часто приходит ко мне во сне. Он такой милый.
Нет больше чувств…ни любви, ни искренности, ни доброты. Какая-то пустота внутри. Как будто во мне что-то умерло и похоронило все мои лучшие качества. Я целые дни сижу в комнате. Солнце светит, за окном несмолкающий гул проезжающих машин, жизнь продолжается, но не для меня. Беда приходит неожиданно, когда кажется, что все лучше и быть не может. Я знаю, Он так хочет.
Все говорят, что верят в Бога, даже наша соседка миссис Элисон, эта сварливая, противная старушка. Но так ли это на самом деле? Почему мы вспоминаем Его только тогда, когда настают трудные дни? Мы молим о помощи, прося всяческих благ, но внутри ругаем себя за то, что раньше не подумали о возможной Проблеме. Она постепенно надвигается, захватывает тебя всеми своими лапами, накидывает паутину, и вот, перед нами все исчезает и остается одна она – огромная Проблема. И вот только тогда ты пытаешься решить ее всеми законными, а порой и незаконными методами, что от себя скрывать, и такое бывает. Остается надежда на деньги, на Большие Деньги. А если уж и Деньгами не помочь – вспоминаем Бога. Мы вспоминаем о Нем в последнюю очередь. Да, конечно, мы помним о Нем всю свою жизнь, лилеем надежду, что Он где-то там, в сердце, есть и не оставит, мы это помним, но особо не обращаем на это внимание. Но в этот сложный период мы вспоминаем Его со всей «преданностью». Мы можем даже зайти в Храм и поставить свечу, может даже две; мы можем перекреститься, думая, как глупо это смотрится со стороны, что это есть на самом деле? не это ли лицемерие… мы лживы сами перед собой; мы можем подать милостыню нищему, сидящему у церкви, надеясь, что лишние 25 центов восполнят нам все наши утраты, и помогут в решении Проблемы…
Как это все трудно и бессвязно… Мне все надоело… Мне надоело жить, мне надоело думать и рассуждать. Я страшно устала… хочу только одного – спать.
Впрочем, что значит спать – когда, закрывая глаза, видишь одно и то же, один и тот же кошмарный сон. День ото дня, ночь за ночью он преследует меня, не отставая ни на шаг. Было бы лучше просто отключить свое сознание и забыться… Но можно ли это назвать сном?»
* * *
Я помню один разговор с моим отцом. Давно это было – несколько лет назад. Отец прожил долгую, далеко не счастливую жизнь. Лишь мое появление на этот свет было огромной радостью для него. Он много пережил и страдал. Несчастная любовь, война во Вьетнаме, развод с моей матерью – все это убило его, разметало в пух и прах, не оставив и камня на камне. В свои 50 он выглядел семидесятилетним стариком. Умер в 52 года, а ведь он хотел еще много добиться, возобновить отношения с матерью. Он хотел начать все заново, забыть прошлое… Не получилось… не успел…
– Честность – иногда самая лучшая политика. Только честность сближает людей. Я не против того, чтобы соврать раз-другой, когда нужно. Но лживые игры ведут к смерти. Хотя иногда всякая лучшая маскировка – это ложь. Это профессиональная необходимость. Нельзя лгать самому себе. Надо принимать правду, какой бы гадкой она ни казалась. Это и есть необходимая для выживания примиряющая с действительностью защитная реакция организма. И ложь во спасение одной отдельно взятой жизни: возможное ее благополучие и торжество внутри прахом идущего, неприемлемого и не принимаемого мира.
Я это понял, когда служил в армии, – отец сидел напротив меня. Какие мысли привели его к этому монологу, я не могу сказать, но знаю – он был прав. Прав как никогда. И дал мне понять это…
– Ты знаешь, – он продолжал, – что я служил во Вьетнаме. Несправедливая война. Но тогда мне казалось, что все впереди, я дослужусь до генерала, уйду на пенсию и много-много другого. Я был полон надежд на светлое будущее. Я пошел в армию за несколько месяцев до конфликта. Старался быть всегда и везде первым. У меня был друг – Джон. Мы с ним делали все вместе, мы были лучшими. Видимо поэтому мы и попали в первые ряды тех, кого послали во Вьетнам. Первые дни было здорово: учения в джунглях, партизанские вылазки. Такая игра как у бойскаутов, только все по-настоящему. Нас отменно кормили – Америка не скупилась на пайки.
Читать дальше