Наталия Смирнова - Семейная сага. Сборник. Книга I

Сложно было подстроиться и понять перемены. Сдюжили, выжили. Не мытьем, так катаньем.

Бартеры, макароны, сникерс кусочками на всю семью. Задержка зарплат месяцами. Выкарабкивались, как могли. Родители делали ремонты, сестра рисовала картины на продажу. Живы будем, не помрем!

Начались двухтысячные. Решились на переезд в Новосибирск. И опять, покой нам только снится. Начинать на новом месте? Можем! Стройка, обустройство, работа. Хлопоты.

И за этим всем семья. Сила рода. Если наши деды смогли, значит и нам по силам.

По силам и по плечу. Пережить не только трудности, но и суметь жить в радости.

Главное, помнить, главное не забывать. О том, что рядом с нами настоящие герои. Наши мамы и бабушки, наши папы и деды.

И пусть это поймёшь не сразу, но когда-нибудь обязательно поймёшь и оценишь.

С радостью вспомнишь походы за грибами и на рыбалку. Мандарин, принесенный «зайчиком». Мамину руку, охлаждающую горячий лоб. Бабушкины пышные, румяные пирожки. Праздники и дружные чаепития.

Каждый вспомнит своё, то, что даст силы и согреет душу в ненастный день.

То, что нужно обязательно передать своим детям.

ВИНЯРСКАЯ ЕЛЕНА

Все события, имена героев и персонажей этой саги вымышлены,

совпадения случайны и не имеют ничего общего с реальностью.

Пролог

В доме приятно пахло травами, табаком и выпечкой. Мама любила табак и он был повсюду. Нет, она не курила, просто держала его в пиалах, вазочках, розетках, коробочках и стаканчиках по всему дому. Тут было и «Золотое Руно» и «Дикая вишня» и кто знает, какие еще сорта и марки. Все знали мамину любовь к аромату несожженного табака, везли его отовсюду и, мама была довольна. Когда щепоть-другая высыхала, она могла собрать табак, завернуть в полиэтилен вместе с несколькими дольками яблока, дать отлежаться, а потом снова сложить в посуду чуть побольше. Кто курит трубки, знает этот небольшой трюк.

Младший Бородин, как всегда, опаздывал, но его никто не ругал. Так бывает. Всеобщий любимчик, домашние души в нем не чаяли, хотя он не всегда этого заслуживал. Называли его Егорка или Егорушка и, он ни в чем не знал отказа, был хулиганом и маме не раз приходилось краснеть в школе. Все его подвиги, как и буйный нрав были написаны на озорной физиономии. Физе, как говорили они сами, щеголяя друг перед другом разбитыми коленками, синяками, ссадинами и фингалами, подранными рубахами, куртками и штанами, но несмотря на все это, учился он хорошо. Видимо поэтому, его так и не перевели в вечернюю школу, куда попало большинство его дворовых приятелей.

Как давно это было…

Семья уже давно не собирается вместе: не потому что негде, а потому, что центром всех сборов и посиделок всегда была мама. Именно она умела, могла, а главное хотела объединять всех. И не важно, за столом ли, на даче, в поездках. Они сами не понимали, что Вселенная, их Вселенная всегда вращалась вокруг нее, а теперь мамы не стало. Ее сердце не выдержало и разорвалось. Она ушла тихо. Во сне.

Из суда она пришла бледная, попила чаю, ужинать не стала, а утром ее нашли уже мертвой. Никто не описывал все эти отвратительные процедуры друг другу, они и так были понятны да, и потом, никто лишний раз не хотел вспоминать события тех дней. Тогда, Егор Степанович всего этого не видел: из зала суда, после оглашения приговора, его перевели в исправительную колонию общего режима, но следователь пожалел и отпустил на похороны… Конечно же, под конвоем.

Родня косилась, но ему было плевать, тупая боль поселилась внутри навсегда. Мамы не стало… и все треснуло, как часы, которые остановились в момент ее ухода. Их было пятеро: мама Полина Ферапонтовна, папа Степан Кузьмич, Сашки двойняшки, Александр и Александра – неугомонные защитники, старшие брат и сестра, и он – меньшой. Дедушки и бабушки ушли рано, поэтому дети росли в городе, точнее в городском дворе. Мама с папой работали, а дети учились, ходили в кружки при Доме пионеров и разбойничали во дворе. Иногда их отправляли в пионерский лагерь, но это было нечасто. Большую часть времени они были предоставлены лету и самим себе. Это было здорово. Все младшего баловали. «Забаловали»… – шептались соседи и что есть силы сторонились заключенного и его конвоиров. А сестра с братом все время стояли к нему, как можно ближе, еще перед церемонией, они почти хором выдали ему громким шепотом, который не слышал только ленивый: