Само собой, не обошлось в этой истории без «добрых людей». По селу пошли слухи и сплетни, которые бабушка с мамой тяжело переживали.
Надо сказать, что моя справедливая и честная бабуля могла постоять за себя, и делала это с большим достоинством: «Я ему сказала мне пятый десяток и обо мне не хворайте, я как-нибудь сама о себе поболею без сочувствующих. Пока руки-ноги, а также голова на плечах».
Так всю жизнь и жила, надеясь только на свои силы, без единой просьбы о помощи.
Проходили дни без деда в бесконечных хлопотах: подмазать дом, выкопать картошку, сделать заготовки, задать корма скотине, да мало ли этих дел в деревне. Мои безропотные хозяюшки не жаловались, тянули свою лямку без лишних слов. Иногда приезжал старший бабушкин сын Николай, помогал, чем мог.
Долго ли коротко, семья воссоединилась. Нашли подходящий домишко в Уштобе, и начали в который раз обживаться.
Мама ждала душистые персики из сада, мечтая есть их тазиками, а бабушке становилось все хуже и хуже. «Не климат», – развели руками врачи. Сердечко, надорванное горем, стало сдавать. Пришлось домочадцам опять собирать вещи и искать новое место жительства.
– Я училась на круглые пятёрки, и была разбойницей, – торжественно заявляет мама и глаза её блестят от удовольствия.
Как я понимаю, вспоминаются совсем не «пятёрки», а проказы. Да разве ж выпытаешь? Только рассказы кусочками и под хорошее настроение.
Ловлю момент. Спрашиваю, – мам, расскажи!
Расправляет морщинки и улыбается, – бывало растянем верёвку на улице, темно, ничего не видно, кто-нибудь идёт, мы верёвочку… раз и натягиваем. Хохочем, – задумывается и хихикает.
– Ай-ай, – качаю головой, а мама улыбается как девчонка и снова вспоминает.
– Как-то мама (бабушка) привезла мне из Москвы две маски: негритенка и клубнички. А у деда по случаю оказались красные штакетины. – Пап, сколоти мне крест, – говорю. – Надо, так надо, на тебе дочь крест.
Дочь надевает на себя слой марли, маску негритенка и берет в рученьки красный крест. И весь этот анти-куклусклан тащится в гости к интернатским детям. Радовать.
Темно, марля развевается лёгким летним ветерком, лица нет, только жуткая маска. Тук-тук, в окошко красным крестом и ручками эдак изящный взмах. Училка в обморок, дети под кровати попрятались. Писк, визг. Ничего не скажешь, пораааадовали.
Поток воспоминаний не иссякает, – а какие дивные битвы мы устраивали портфелями, и ещё с горки на них катались. – Эх, мама, мама, молчи, грусть, – думаю я.
Но, не проказами едиными. Мама была бы не мама, если бы не вела активную концертную жизнь. – А мне чего, – рассказывает она, – пойду к председателю, попрошу машину и едем в соседние села с программой. – Чего давали? – смеюсь я, – неужто Шекспира?
– Да всё! Стихи читали, песни пели, спектакли ставили, я даже кукол делала для кукольного театра. С тем и ездили.
Телевизора и интернета не было. Развлекались, как могли, и ведь здорово было, весело.
– Мам, ещё?! – интересно, вдруг ещё чего вспомнит. Точно, вспомнила, – баба Клава была рукодельница редкая, чего только своими руками не делала. И шила, и вязала, и вышивала. Я тоже стала шить. Да как!
Оказывается, ручками работать и творить красоту – это семейное.
Бабушка часто вспоминала, что мама в юности была отчаянной спорщицей. – Спроси мать, как она лысая ходила, – кивала она на маму.
Интересуюсь, – ходила? Жмурится, – было! Поспорила, что подстригусь налысо. – И что? Подстриглась! Кудри каштановые обрезала, потом в косынке пришлось в школу ходить.
К замужеству волосы отросли, а количество проказ убавилось. К моему рождению мама была совершенно взрослая и серьёзная дама.
Детство моё было насыщенным и весёлым. Нашли меня не в капусте, а в чемодане. Мама сделала финт ушами. Родила, через одиннадцать дней защитила диплом, ещё через четыре дня, родители переехали в казахстанский Степногорск с чемоданом, вместо люльки. Там и нашел меня дед, когда пришёл домой с работы.
В то время родительницы не сидели дома в декрете, выходили на работу через шесть месяцев после родов. Детей пристраивали в ясли или оставляли с няней. Мама – молодой, дипломированный специалист тоже начала трудовую деятельность, деваться было некуда.
От детских лет остались воспоминания, бережно записанные бабушкой в блокнот. Судя по всему, я только и делала, что болела. Домашние доктора лечили, не жалея сил. Мазали горло керосином, ставили горчичники и банки и делали компрессы на спирту.
Читать дальше