Никита Константинов - Комар, который не умел петь. Стихи и рассказы

Он впивался взглядом в нежные, будто фарфоровые, лепестки, бархатистые листья, втягивал ноздрями свежий запах. Всё это приносило ему успокоение, и понемногу он отошёл от первоначального шока, который, как он внезапно ощутил, продолжался до этого самого момента (всегда ощущаешь, как что-то закончилось только после того, как оно действительно закончилось). Теперь Эйвери просто сидел на койке и ласково смотрел на цветок, принесённый сюда его возлюбленной. Она как будто знала, что нужно было его принести. Эйвери в душе рассмеялся от мысли, что всё это может быть предрешено его судьбой.

И вдруг он увидел подлодку, наконец увидел её такой, какой она была: живой, дышащей, свободной. Здесь сосредоточилась вся бурлящая и клокочущая жизнь планеты, заточённая в жёсткий металл. Совсем не зря её нарекли именем Faith (вера). За стеклом медленно, словно в полусне проплыл окурок. Инженер узнал свои сигареты и ухмыльнулся.

Он ещё раз прошёлся в центральный отсек, проведя рукой по гладким стенам машины. «Привет!» – шепнула она. Или ему показалось? Он остановился и прислушался. Тишина. Сквозь толщу воды не проникало ни одного шороха, ни одного отзвука наземной жизни. Здесь было самое спокойное место в мире. И в этой тишине пробудился звук: сначала тоненький, совсем далеко, он приблизился, раздавался уже у самой головы. То слева, то справа, облетая его по кругу. «Комар?». Писк был совсем неприятным, дотошным и назойливым. Будто ведут бесконечным смычком по расстроенной струне скрипки. Комар всё никак не решался сесть на Эйвери, а тот в свою очередь не желал прихлопнуть его. Вскоре насекомое опустилось на приборную панель, издав напоследок высокий и плаксивый звук.

– Плохо ты поёшь, дружище, – сказал Эйвери.

Наверху наверняка поднялся большой переполох. Но сейчас ему не было никакого дела до них. Он был наедине с собой, со своим творением. Джордж был прав, когда сказал, что Эйвери больше всех вложил в эту субмарину. И теперь благодаря ему она дышала свободно, пробудившись от утробного сна. Эйвери чувствовал это медленное глубокое дыхание, сел на пол и окинул взглядом приборную панель.

Ему на ум пришла идея: он же инженер и должен разбираться в таких приборах. Да, кнопок и регуляторов немного больше, но в целом ничего не меняется. Если найти те, что помогут оживить машину, поднять её на поверхность, этого ведь будет достаточно. Большая часть всех переключателей отвечает за тонкую настройку исключительно военных систем.

Эйвери встал, медленно подошёл к ближайшей панели и стал внимательно разглядывать подписи. И как он сразу не догадался, что здесь всё подписано? Вскоре нужная нашлась. Вернее не кнопка, а целая группа кнопок, рычагов и регуляторов. Подумав, что к чему, он повернул несколько из них и нажал на невыразительную круглую кнопку слева. Послышалось низкое гудение, басовитое урчание, доносившееся из глубин машины. Она проснулась.

Кое как, чудом ничего не испортив, он разобрался в управлении: несколько больших рычагов отвечали за сброс и набор воды в отсеки, другие за скорость вигателей и направление движения. Он набрал полную грудь воздуха и медленно пропустил его сквозь зубы, пытаясь расслабиться, думая, что он скажет, поднявшись на поверхность.

– Испытания прошли удачно!

Или:

– Проверку прошла!

Всё это было глупо и самонадеянно, но именно самонадеянности, уверенности в себе ему в этот момент и не хватало. Он старался выглядеть спокойным, хотя никого, кроме него здесь не было и непонятно, зачем так старатсья поддерживать внешний вид. Быть может он хотел в первую очередь убедить себя, убедить в том, что он сильный и справится с любой трудностью.

Эйвери нажал на рычаг. Громко заработали насосы, откачивая воду. Тяжёлая, неповоротливая машина медленно оттолкнулась от дна и начала подниматься. Эйвери чуть заметно дрожал, он боялся подниматься, вдруг захотел остаться здесь, вдалеке ото всех. Каюта Faith-2101 на дне океана стала для него самым счастливым местом в мире. Но он знал, что иного пути нет. В конце-концов он не мог бы долго сидеть здесь, в подлодке не было ни еды, ни воды, даже баллоны с воздухом не все были загружены (и он не знал, как включить подачу воздуха).

Эйвери дошёл о каюты и лёг на кушетку. В иллюминаторе была видна обратная сторона поверхности воды, пятнистая, пронизанная последними лучами заходящего солнца, неотвратимо надвигающаяся на него, давящая и тошнотворно покачивающаяся. У Эйвери заложило уши и снова скрутило живот, лоб покрылся холодной испариной, а во рту появилась та слабость, которую чувствуешь на краю панического ужаса. Он возвращался, но возвращаться не хотел.