Анатолий Можаров - Есть зло, которое видел я под солнцем

Звонок по мобильному телефону прервал так и не сформировавшееся мнение Стэна по поводу Лизиных талантов.

– Стэн, ты сильно на меня обиделся? Я, честно, ругаю себя последними…

– Лиз, прости! Это я не должен был так говорить и…

– Стэн, давай «проехали»! Приходи ко мне сегодня часов в шесть. Больше никаких приключений, обещаю. Просто побудем вдвоем.

– Я почти прочел твою статью. Ты знаешь, мне… понравилось! Неожиданно как-то…

– Шефу тоже понравилось. Хвалил. Правда, без намеков на премию. А уж Мила как довольна! Она звонила. Стэн, приходи. Я буду ждать.

После кулинарии, где у Милы был небольшой кабинетик, как у владельца этого заведения, и общения с главным бухгалтером, которой Мила не очень-то доверяла в финансовых делах, она отправилась в модный салон. Здесь она как бы невзначай вспомнила о том, что наконец-то разрешила надоевшим ей уже журналистам взять наконец-то у нее интервью, достала из сумочки газету и развернула на нужной полосе. У парикмахерши, с которой Мила знакома уже лет пять, глаза расширились в радостном удивлении, она подозвала подруг, и все с завистью закачали головами и едва ли не хором принялись поздравлять Милу. Довольная не столько вниманием, сколько обилием завистливых взглядов, подсмотренных в зеркале, Мила самоуверенно улыбнулась и достала из сумочки телефон.

– Никита! А что ты не звонишь? Я в столице.

– Милуша… Ты знаешь… Я не в Москве, – как-то неуверенно пророкотал в трубке голос Никиты. – Мне пришлось срочно уехать. По делам.

– По каким еще делам?! Какие у тебя могут быть дела? Ты опять во что-то вляпался?

– Ни во что я не вляпался! Я потом тебе все объясню. Не могу говорить.

В автомобиле, припаркованном у зеленого забора из профнастила, сидели четверо. Сидевший на переднем пассажирском сиденье Никита с досадой отключил телефон и сунул в карман куртки. Из разбитой, распухшей губы сочилась кровь, и Никита слизывал ее время от времени, не решаясь повернуться к тем троим, которые молчали и осторожно посматривали по сторонам.

– Ну… я пошел, – произнес Никита так, словно спрашивал разрешения.

Не поворачивая головы, водитель машины, который явно был за старшего в этой компании, презрительно процедил сквозь зубы:

– Да иди уже, козел.

Никита вышел из машины и вдоль забора пошел к перекрестку. Задержавшись на секунду у края забора, он нервно потер вспотевшей ладонью о ладонь, потом ударил в ладонь кулаком и шагнул на дорогу, отделявшую его от дачи Вахмистровых.

С букетом любимых Лизой белых гиацинтов Стэн в легком бежевом костюме быстро поднялся к лифту, перепрыгивая через две ступеньки небольшой лестницы первого этажа, усыпанной выпавшими из почтовых ящиков рекламными проспектами, словно осенними листьями. Пока лифт шумно спускался откуда-то сверху, Стэн успел узнать о том, что Кострян, Шпотя, Стилус и еще несколько пацанов плюс Нелли равняется «love», и что сам он, Стэн, лох, поскольку прочел надпись черным фломастером на бирюзовой стенке: «Кто это прочел, тот лох». Успев заметить матерный эпитет, относящийся к Нелли и выцарапанный, судя по всему, ее ненавистником-анонимом, Стэн шагнул в раскрывшиеся с неохотой дверки темного после солнечной улицы передвижного «гробика», заносчиво именуемого в нашем отечестве кабиной лифта. Наощупь найдя какую-то кнопку и надавив на нее, Стэн задрожал вместе с гробиком и почувствовал, что его поволокло вверх. На седьмом этаже, хорошенько подумав после остановки, лифт решился-таки распахнуть со скрежетом двери, и уже привыкший к темноте Стэн нажал кнопку с сожженной, как и прочие, цифрой, которая, по его расчетам, должна была соответствовать десятому этажу. Спустя полминуты, в течение которых Стэн непрерывно сожалел, что не прошел оставшиеся три этажа пешком, дверки, в очередной раз помедлив, решительно разошлись в стороны. Выходя на площадку, Стэн мысленно возблагодарил «лифтового» за то, что гробик так нигде и не застрял.

Дверь в квартиру Лизы оказалась приоткрытой, и Стэн тихо толкнул ее плечом. Она легко подалась, и глазам Стэна предстала прихожая, залитая вечереющим солнцем, свет которого проникал через открытую дверь гостиной. В прихожей пахло духами, и было тихо. Вообще Стэну очень нравилась квартира Лизы за лаконичный, практически лишенный деталей интерьер. Минималистика – когда декором квартиры является практически полное отсутствие всякого декора – это было у Лизы в крови. Стэну нравилось бывать у нее дома, он чувствовал себя в аскетичных, маленьких, с мебелью из многослойной фанеры, но в то же время просторных комнатах легко и свободно. Однако для своей мастерской, где, собственно, Стэн и жил, он никогда не выбрал бы подобный стиль. Он просто не мыслил повседневной жизни без полок, полочек и стеллажей, заполненных книгами и безделушками, мелкой пластикой, посудой, гипсами, папками с рисунками, деревянными шкатулками, коробками с нужными и ненужными мелочами. По-настоящему комфортно он ощущал себя только в своем довольно неряшливом, пыльном, но хорошо им изученном мире.