Евгений Ткаченко - За рябчиками. И другие рассказы

Часть речки, напротив нашего дома, была какая-то уникальная. Здесь в нее впадал ручей с ключевой водой, текущей из под Божьей горы. На ней стоял красивый полуразрушенный храм. Из-за ручья речка была здесь чуть шире, чем везде, метров пятнадцать-двадцать. Вода в ручье казалась нам, мальчишкам, ледяной, на самом деле летом и зимой температура ее была 6 оС. Абсолютно прозрачная и чистая вода ручья постепенно смешивалась с коричневой, но тоже чистой в то время водой реки, бежавшей с торфяных болот. По речке мы ходили босиком, невзирая на обилие острых камушков на дне, и старались быстрее преодолеть участок, на котором ручей в нее впадал, ноги от холода прямо-таки сводило судорогой. Я ничего не сказал о том, что река Мга там, где я с ней познакомился, и на берегах которой провел детство, представляла собой, по сути, горную речку. Явление это удивительное и не очень понятное для равнинной местности, на которой расположена Ленинградская область. Кроме этого интересно еще и то, что дно речки – это известняковые плиты.

Речка Мга весной

Метрах в десяти-пятнадцати выше по течению от ручья с ключевой водой, располагался маленький песчаный островок. Это было одно из любимых мест моей рыбной ловли. Сколько же часов я в детстве провел с удочкой на этом островке! С него хорошо ловился пескарь и забавная рыбка под названием «Сека». Рыбка странная для наших северных рек, в чистом виде – аквариумная, мелкая, размером с кильку, самочки серенькие, невзрачные, зато самцы пестрые до невозможности, синекраснозеленые красавцы и значительно крупнее самок. Ловилась она очень хорошо, но местные жители, видно из-за радужного цвета, остерегались употреблять эту рыбку в пищу, собственно также как и миног, которых в какой-то период лета в изобилии несло течением. На вопрос: «Миноги говорят вкусные. Почему не ловите?». Ответ был короткий: «Еще чего! Мы змей не едим». Правда в деревне жил дед Тима, который, невзирая на мнение общественности, иногда просил меня наловить для него сек. Уху из них он варил себе персонально и хорошо себя чувствовал. Бабушка любила уху из пескарей, вдобавок к ним я всегда приносил с пяток горбатеньких полосатых окуней или синеглазых ядреных сопливых ершей, так что уха получалась особенная, сборная. Услышав от своих городских родственников, что миноги – деликатес я как-то вознамерился попробовать их. Поймал с десяток и решил поджарить на летней уличной печи. Растопил ее, сходил в дом принес сковородку и масло, миног разрезал пополам и только сложил на сковородку, как во дворе появилась бабушка и тут же направилась ко мне. Увидев, чем я занимаюсь, ловко сняла сковородку с печки и со слезными причитаниями: «Глянь, бес какой! Опоганил мне сковородку змеями! Как есть опоганил!», выбросила всех моих миног курям и котам. Я немного огорчился, но принял смиренно. С бабушкой никогда не спорил.

Не знаю почему, но нам, мальчишкам, больше нравилось рыбу ловить не на удочку, а колоть ее вилкой. Может потому, что вилкой был реальный шанс днем добыть налима, а он считался самой знатной добычей. В этой реке некоторые рыбы вели ночной образ жизни, а днем спали под плитами. Много в ней водилось речных бычков, которые по одному или даже по два сидели под каждой плитой на дне реки. Бычки были двух видов. Один песчаного цвета, похожий на пескаря, называли мы его лежаком, а другой – настоящий бычок: черный, головастый с громадными плавниками у самой головы. Эти рыбки большими не вырастали, максимальный размер сантиметров двенадцать. Их страшненький вид домашних котов не смущал, и они бычков явно почитали за деликатес.

Главное было выпросить у бабушки подходящую вилку: большую, обязательно стальную и с острыми зубцами. Для меня бабушка не пожалела вилку старинную, должно быть еще дореволюционную. Технология ловли простая. Закатываешь повыше штанины своих семейных трусов, других тогда не было, и босиком заходишь в речку. Подходишь к плите, лежащей на дне, аккуратно ее поднимаешь и переставляешь вниз по течению. Бычок или налим уплывает не сразу, некоторое время он, ошалевая от света, не движется. За это время надо успеть рыбку наколоть на вилку. Если удается заколоть вдобавок к бычкам пару налимчиков грамм по 200—300, то бабушке уже уха и котам праздник.

Однажды на выходной приехала мать с моим двухлетним младшим братом. Мне тогда было десять лет. Одеты они были очень нарядно, на брате пестрая цветная рубашечка с короткими рукавами и, еще пестрее рубашки, на лямочках коротенькие штанишки, перетянутые резиночками на каждой ноге. На голове у него была белая шапочка с маленьким козырьком. Мать любила «пускать пыль» в глаза деревенским подругам и, приезжая на родину, одевала всегда самое лучшее. Строго наказав мне, чтобы я смотрел за братом, и что если он запачкается мне не сдобровать, ушла к какой-то подруге детства. Сказала что на часок, но мать я знал хорошо и понимал, что этот часок растянется на два-три. Компания моих парней ушла к плотине, и мне было очень тоскливо. Брат ковырялся в куче опилок и стружек у козел, на которых пилили бревна, а я сидел на скамейке у стены дома и с неприязнью смотрел на него. Тут во двор заходит Петр, мой двоюродный брат, только что вернувшийся из армии. Служил он на флоте и по деревне ходил обязательно в тельняшке. Петр стосковался по родной деревне и близким, рвался всем помочь и во всем поучаствовать, будь то работа или гулянка.