Петр Разумов - Срок – сорок

Русская литература очень психологична. Помимо Толстого и Достоевского моим любимым писателем ещё с первого курса института был Саша Соколов, автор романа о мальчике с раздвоением личности «Школа для дураков».

В 2009 году я поступил в Восточно-Европейский институт психоанализа на второе высшее. Там меня ждали не только новые знания о природе человека и моём заболевании, но и удивительные встречи.

Вместе со мной в группе оказалась Таня П., мой лучший друг по сию пору. Это светлейший человек. Необыкновенно красивая душа, проникновенный ум и слегка инфантильная красота не увядающей с годами блондинки. Она обворожила меня, когда на вечеринке стала петь под гитару песни, часть из которых сочинила сама. В интонациях её голоса я почувствовал, как много этот человек знает о жизни, как, возможно, он страдал, и как, очевидно, он добр и верит в Свет.

Она стала лучшим психоаналитиком Петербурга. Её практика насчитывает около десяти тысяч часов. Бралась за любые случаи, часто невыносимых пациентов, от которых все другие специалисты отказывались. Она умела достать человека с самого нижнего дна, вернуть ему надежду, успокоить, укрепить и, опираясь на новый опыт, выстроить что-то новое в своей жизни, отчего он получал радость и желание жить, двигаться, творить…

Я сказал «умела» в прошедшем времени, потому что она, к сожалению своих многочисленных пациентов, оставила практику по состоянию здоровья. Очень болезненная, она буквально борется со своим телом, которое не даёт ей покоя, болит то здесь, то там. Причём очень серьёзно, так, что врачи диву даются, как это возможно с такими болячками жить, да ещё и работать.

Таня рассказала, что практикует рэйки, японскую технику работы с энергией человека и мира. Это было очень странно, но я доверял Тане и понимал, что такой человек не может предлагать фуфло. У меня был один очень важный запрос. Я хотел снова писать стихи. После болезни эта способность просто отвалилась, как и не было. Я был в отчаянии. Дело моей жизни, всё, что я умел, чем владел в совершенстве, что делало меня сильным и радостным, ушло. Образовалась страшная гнетущая пустота, бесплодие…

Таня провела несколько сеансов, за которые я «расплачивался» шоколадками. Я ничего не почувствовал. Умение слышать себя, в том числе своё тело, не возвращалось. Да и было ли оно? Сейчас у меня такое ощущение, что до двадцати шести лет я жил как пьяный, ничего толком не соображая, довольствуясь даже не интуицией, а каким-то «хочу», которое всё поглощало и куда-то направляло.

Тем не менее я продолжал «расковыривать» себя, свою вроде бы зарубцевавшуюся, по крайней мере «дремлющую», рану, из которой должно расти искусство. Я заставлял себя садиться за компьютер и пробовать. Скоро что-то похожее на стихи начало проклёвываться. Медленно, как холодной весной, появлялись сгустки образов-слов.

По-настоящему лихо, хоть и очень мрачно, я стал писать только через несколько лет. Годы потребовались для восстановления сердечной мышцы, которая уже никогда не будет работать так, как весной 2006 года, когда я писал отвязно и, возможно, гениально. Там был хлещущий из всех щелей эротизм молодого красивого тела, отчаяния было меньше, но много трепетного света. Так зимой под тонким льдом мелькнувшая рыбка даёт надежду и веру в то, что есть движение, жизнь, огонь, радость и рай.

Я продолжил писать эссе и рецензии, уже не такие «густые», когда мысль убегает вдаль, а руки не успевают стучать по клавиатуре, когда всё съёживается в некий почти сюрреалистичный поток, из которого трудно что-то вычленить и запомнить. Мне нравилось так писать, это было круто.

Теперь я писал более рационально, структурно, но требовал от себя подспудной живости, какая-то внутренняя задорная или грустная струна должна была звенеть в каждом тексте, иначе он становился мёртвым. Я написал небольшую книгу эссе «Кость». Часть текстов, имеющих отношение к психологии, я опубликовал в сетевом журнале «Лаканалия», который издавал Музей сновидений, разместившийся в небольшом помещении на первом этаже института психоанализа.

В 2013 году боги даровали мне публикацию в одной из самых престижных книжных серий России – «Воздух». Моя книга называлась «Управление телом». Если раньше тело было моим домом, то теперь оно стало самолётом, которым я учился управлять и выделывать мёртвые петли, необходимые для меня. Ведь «перегрузка» – это важная часть опыта пишущего человека, вообще человека эмоционального и склонного к жизни внутри себя, в своём воображении.