Леонид Бежин - Колокольчики Папагено

Лаура достала пузырек с какой-то жидкостью, но открывать не стала, а лишь поболтала им перед носом Жанны, внушая, что запаслась всем необходимым. Жанна в ответ тоже достала и тоже поболтала, ничего не внушая: пузырьки оказались одинаковые и ни на что серьезное не годные – только клопов морить.

– Ну и дуры же мы с тобой… – сказала Лаура, удовлетворенная тем, что может назвать дурой не только себя, но и свою подругу.

– Тут есть аптека неподалеку. Заедем? – жалобно предложила Жанна, как предлагают нечто заведомо ненужное и бесполезное.

– Тут и кладбище есть… тоже недалеко, – произнесла Лаура так, как на сцене произносят реплику в сторону, и с участливым вниманием обратилась к подруге: – Там все то же самое, в этих аптеках. Хорошей отравы не купишь. Одна надежда на бомжей.

Жанне на минуту стало страшно, даже в горле запершило, и она закашлялась.

– Может, не надо? Ни к чему все это?

– Что именно? – внятно спросила Лаура, тем самым требуя, чтобы Жанна называла вещи своими именами, а не пряталась за уклончивыми недомолвками.

– Ну, это, это… вся наша затея.

– Не наша, а твоя, если на то пошло… Тоже мне Шарлотта Корде. Слава в веках не для тебя.

– Жалко мне его, хоть он злой и противный.

– Англичанин-то твой? А себя не жалко? А он тебя пожалел, когда нанимал этого амбала?

– Нет, не пожалел. – Жанна была вынуждена признать очевидное.

– Вот и молчи, а то все испортишь. – Лаура и сама замолчала, словно сказанное ею было настолько значительным, что к нему ничего не добавишь.

После светофора, свернув в респектабельно-тихий, дремотно млеющий под липами переулок, Жанна притормозила. Кукурузник встал между черным «мерседесом» и оранжевым самосвалом, выглядевшим непристойно со своим приподнятым кузовом и грубыми, рельефно-рубчатыми шинами огромных колес, но терпимым, поскольку он вывозил мусор после дорогого ремонта.

– Здесь. – Жанна опустила глаза, чтобы не смотреть на то, что тысячу раз уже видела. – Из того подъезда он обычно выходит.

– Один?

– Один. И запирает дверь на ключ.

– Странно. Может быть, он Штирлиц? А что там за человечек крутится возле подъезда? На охранника не похож. Бомж? – Хотя подруга не смотрела туда, куда ей показывали, Лаура была уверена, что она все прекрасно видит.

– Дворомыга. – Жанна нашла замену слову. – Мыкается по дворам и собирает выброшенные книги. Сейчас ведь много выбрасывают. Мешками выносят.

– Зачем же он их собирает?

– Не знаю. Я не спрашивала. Дурь, наверное. У каждого в башке свои тараканы.

– Эй, милейший! – Лаура окликнула и поманила к себе человечка. Тот не стал делать вид, будто не слышит, и тем самым набивать себе цену, а сразу подошел, хотя и без всякой суеты и угодливой торопливости, со спокойным лицом, вовсе не желая соответствовать тому, что его назвали «милейшим». – Ты здешний?

Тот кивнул, готовый к тому, что его спросят, как найти, как пройти, как проехать. Но Лаура ошарашила его заданным напрямую вопросом:

– Хочешь получить на бухло?

– Я вообще-то не пью. Но деньги мне нужны. Пожалуй, хочу, – сказал человечек так, словно ему еще пришлось решать вопрос, хочет он или не хочет.

Некоторое время подруги его откровенно разглядывали. Как все дворомыги, он был во что-то одет, чем-то обмотан, чем-то подвязан, чем-то едва прикрыт, и невозможно было понять, где кончается верхняя, пиджачная часть одежды и начинается нижняя, брючная. Но лицо у него было красивое, волосы на голове – с серебристой проседью, бородка – ухоженная, и глаза за стеклами круглых очков – мечтательные.

«Слава богу, хотя бы моется, чистый», – принюхиваясь, подумала чуткая к запахам Лаура.

– Значит, денег ты хочешь. Тогда будь любезен – выполни одну работенку. Сейчас отсюда выйдет хмырь. Постарайся к нему прицепиться и завязать с ним драку. Надо его хорошенько отделать. Прессануть, как говорится.

– Я вообще-то не дерусь. Во всяком случае, без особой причины.

– Причина есть. Этот хмырь плохо обошелся с женщиной. Спровоцировал ее на опрометчивый поступок, а затем нанял одного бугая, чтобы тот ее избил.

– Какая гнусность. Эта женщина – вы?

– Нет, моя подруга. Вот познакомься. Жанна.

Жанне пришлось открыть дверцу, выбраться из машины и поклониться. Он тоже поклонился, благоговейно взял за кончики пальцев и подержал – словно бы на весу – ее руку. При этом подругами было замечено (они со значением переглянулись), что на его руке два обручальных кольца.