Array Коллектив авторов - Спецвыпуск книжной серии «Современники и классики». Выпуск 4

Скульптор обитал на подворье старого казачьего уклада, где всё, несмотря на свою натурную старомодность и ветхость, было ещё достаточно добротным и основательным. Куплено им было это подворье вместе с небольшим куреньком и хозпристройками, а также с пятью десятинами землицы, буквально за шапку сухарей, как иногда в народе называют дешёвые сделки. Плата – чисто символическая: хутор, что называется, вымирал и все это баснословное, по западным меркам, богатство никого не интересовало. И удивлялись живущие пока еще на хуторе селяне этому чудаку-скульптору, сбежавшему сюда, в эту захолустную Камышанку, от привлекательной многообразием и удобствами городской жизни.

Однако далеко не случайно оказался скульптор здесь, где когда-то прошло его детство. Он бежал сейчас из города точно так же, как когда-то, полвека назад, убегал отсюда в город за той самой птицей ярко воображаемого и, как оказалось позже, совершенно призрачного счастья. И сейчас, когда он жил вместе с Сарматом на этом подворье, у него было достаточно времени для осмысления всего своего бытия, как прежнего, так и настоящего. Было немало оправдательных объяснений всему этому, в том числе и чисто житейского плана, но всё это являлось скорее некой ширмой для окружающих. Истинная причина, наверное, всё же скрывалась где-то в недрах души, однако сильный дух подобно стражнику охранял то святое, что являло собой генетический код, неподвластный ни обстоятельствам, ни каким-либо материальным благам. И не для охраны завёл он себе этого экзотического четвероногого друга, охранять было в принципе нечего, да и не от кого. Скорее всего «охрана» эта была – от одиночества.

Звёзды свисали из небесной бездны большими мохнатыми гроздьями и светились необычайно ярко. Горожанину, оказавшемуся однажды под чистым от урбанистической атмосферы небом, это ночное состояние пространства было особенно непривычным, даже завораживающим, если, конечно, в его сущности обитала хоть небольшая доля романтической натуры. Скульптор медленно продвигался в полумраке по улице хутора, не боясь оступиться. У него не было страха темноты: земля, до боли родная с детства, сколько он помнил себя, принимала его шаги бережно, по-матерински. Он шел почти не чуя ног, как в те вечера юности, когда под сердцем – птаха, а в голове – колокола. И, как ни странно, всё это как будто бы повторялось, но уже в этом, довольно преклонном возрасте. Что это – злая шутка или чудачество судьбы? Но он самым естественным образом следовал на свидание.

Семья, которую он когда-то в добрых надеждах и чаяниях пытался строить в городе, словно подчиняясь некой центробежной силе, отлетела от него как-то незаметно и безвозвратно. Дети выросли, обзавелись уже своими семьями, но счастья ему не доставили, хотя он существенно повлиял на их становление и образование. Они были равнодушны к его нынешней судьбе. Возможно, это плата за ошибки молодости, но не от них. Он прекрасно это понимал. Здесь очевидным был суд предков, непреклонный и справедливый. Скульптор принимал это как должное. Он никогда никому не сетовал на превратности судьбы. Прекрасный ваятель из природных материалов, он так и не сумел добротно изваять композицию собственной жизни.

Ему вдруг вспомнилось, как в юности, будучи в армии, он получил отпуск на побывку в родные края. Тогда была другая страна, в которой он родился и вырос. И он, дюжий сельский хлопец, попал служить не куда-нибудь, а в Москву, да ещё в кремлёвскую охрану. Правда, в те времена это особо не афишировалось, и потому на хуторе об этом узнали, только когда он прибыл в краткосрочный отпуск. Тогда в районном военкомате, куда он зашёл прямо с автобуса, произошёл курьёзный случай. Конечно, по роду службы одет он был достаточно необычно для солдата-срочника. Люди с интересом оглядывались на рослого, с тёмно-синими погонами и белоснежными аксельбантами рядового. Некоторые даже спорили о роде войск необычного на вид военнослужащего, оказавшегося в глубинке.

Подойдя к двери военкома, рядовой Дёмин привычными движениями привел себя в порядок, что называется к строевому виду, и, открыв дверь, уверенно шагнул в кабинет. Он, чеканя шаг, так громыхнул сияющими хромовыми сапогами, что из щелей деревянного пола выпорхнули фонтанчики вековой пыли. Упруго вскинув руку к козырьку фуражки, Дёмин гаркнул доклад о прибытии, от которого молодой лейтенант, и. о. военкома, вскочил как ошпаренный и, слегка ошарашенный экстравагантной формой вошедшего солдата, от растерянности тоже вскинул руку к голове без фуражки. После немой сцены лейтенант, оправившись, вдруг засуетился и пригласил рядового присесть, затем, схватив трубку телефона, стал куда-то звонить. Кончилось тем, что сам предисполкома лично на служебной Волге отвёз рядового Дёмина на его родной хутор, чем тоже основательно всполошил селян, пока они «не разобралися, що за важна птыця до их хутору загорнула».