Джет Ривер - Ненаписанное письмо

Я приучил себя медитировать дважды в день и перед сном не вспоминать треугольный изгиб между твоих бедер.

Последнее оказалось самым тяжелым и самым эффективным для того, чтобы нормально засыпать. Именно по части сна я столкнулся с самыми серьезными проблемами. Часто случалась бессонница, а когда удавалось ненадолго потерять сознание, тут же нападали видения и кошмары. Они били друг другу прямо в моей голове и беспрестанно мелькали – каждая наглее и грязнее предыдущей.

Но тут мне на помощь пришел Крис.

Помню, он сидел мокрый и довольный на песке, закиданном гнилыми водорослями и ветками. К ноге его была пристегнута доска для серфа, один край которой был здорово побит.

Крис посмотрел на меня буйными как море глазами и спросил:

– Как дела, парень?

– Спасибо, – сказал я. – Все замечательно. А как твои дела?

– Будут намного лучше, если у тебя окажутся с собой спички. Я не прочь раздавить косячок и готов с тобой поделиться.

Спички у меня имелись. Целых пять штук. А Крис убедил меня, что после его травы я усну как младенец.

И в тот вечер я впервые по-настоящему не думал о тебе, дорогая Марта, – ни целостной, ни по частям. Не вспоминал влажный запах твоей щели и солоноватый вкус сосков. Мы просто сидели с Крисом у костра, и он в жестах рассказывал мне, каким финтам научился сегодня. Я мял песчинки пальцами ног и тут же отпускал. Волна, огонь и голос Криса переплелись друг с другом и превратились в колыбельную. Мне было впервые хорошо и свободно вдалеке от тебя и без твоего присутствия.

С тех пор я часто встречаю Криса на побережье. Здесь рай для таких как он – молодых, белозубых, лохматых американцев, следящих за сводкой погоды пристальней, чем за политикой. Вообще хватает парней со всех частей света, но я всех зову американцами, потому что Крис – американец.

Он на своей доске рассекает волны как горячее лезвие сливочное масло. Я наблюдаю за ним с берега.

– Эй, парень, хватит глазеть! Полезай в воду! – снимая с уха кусок водоросли, кричит мне Крис.

Его большие исцарапанные мозолистые ноги, покрытые бурым загаром, спокойно ступают даже по острым камням.

Я положил под голову рюкзак и смотрел вдаль.

Минуту назад прошел дождь, но я чувствовал его новое приближение. Живя в этой глуши, многому учишься поневоле: понимать людей без слов, понимать погоду без термометра. Смотреть на множество обнаженных женщин и не вожделеть их. Смотреть в их лица и не угадывать твоих черт. В сезон дождей с этим немного проще. На некоторых пляжах, таком, например, где я познакомился с Крисом, не осталось ни одного туриста. Только сорвиголовы на серфах и полупарализованные растафареане, которые держат тут множество кофеен и баров. Вечером их бизнес худо-бедно влачит существование, но днем им особенно нечем заняться, кроме курения марихуаны и созерцания моря на лежаках.

– Как дела, парень? – Крис плюхнулся прямо на песок и задрал голову к тучному небу.

Если бы ты видела его, дорогая Марта, ты бы сказала, что он не в твоем вкусе. Крис блондин. У него длинные вьющиеся волосы, которые он завязывает в хвост, но их безнадежно разрывает ветер и вода. На берег он возвращается всегда лохматым и в профиль немного напоминает женщину – такая гладкая кожа у него на лице.

После заката он садится на байк и едет в центр, единственный оживленный центр этой части суши. Денег у него мало, потому он довольствуется бесплатным флиртом переодетых в женское парней и редкими аудиенциями с голодными, одинокими туристками.

Он рассказывал, как провел ночь с двумя молоденькими испанками. Меня должен был впечатлить этот рассказ. И он по-своему впечатлил с учетом того, что я сам не был с женщиной с тех пор как покинул родину. Нашу с тобой родину, Марта.

Все, что касается похоти, – это отдельная неисчерпаемая вселенная внутри мужчины. Все привыкли думать, что желание просыпается при виде исключительной красоты и умирает при несовершенстве. Что только физически привлекательная женщина способна по-настоящему возбудить мужскую плоть. Но это не так.

Желание застигает наяву и во сне, во время работы и отдыха, в нежности и в агрессии. И порой желание войти в женщину намного больше, чем желание кончить в нее. Но, войдя, уже невозможно остановиться. Ты чувствуешь власть намного более сильную человеческой власти. Это власть природы, неотъемлемой частью которой мы все являемся. И я тоже ее часть. Потому даже в самые жестокие ссоры с тобой, дорогая Марта, я не прекращал тебя хотеть.