Алексей Алейников - Конверт

Меня оставляют в покое надолго. Медленно прихожу в себя. Из носа каплет кровь. Солоноватый вкус ощущается на губах. Плечи и шея словно стянуты канатами. Голова вот-вот развалится на части. Всё тело ноет. «Господи, за что?!!».

Через какое-то время в зал входят уже шестеро. Меня спихивают со стула и усаживают на пол с вытянутыми ногами. Один из палачей подключает к розетке ящичек с проводами.

– Ну что, сука, вспомнил? – полковник смотрит в глаза.

– Н-е-е-т!!! Требую адвоката! – пытаюсь кричать, но из груди вырывается только шёпот.

– Скоро тебе будет совсем хорошо, дорогой! – палач почти нежен.

Вижу, как большие пальцы рук зачем-то обматывают полосками мокрой ткани. Фаланги обвивают оголённым проводом, концы которого уходят в страшный ящик. Помощники следователя крепко держат меня за руки. Двое садятся на ноги. В пугающей тишине слышен щелчок аппарата.

До этого я не знал, что такое страдание! Тело словно распадается на куски от адской боли. Я вою, стону, плачу. Электрический ток пронзает каждую клеточку, каждый атом содрогающейся от спазмов плоти. Всё тело извивается в конвульсиях. Эту боль невозможно контролировать, ею нельзя управлять. Я уже хочу одного – умереть, раствориться в черноте несуществования. Смерть будет желанным избавлением!

Несколько секунд передышки. Электроды прикрепляют к ушам. Между зубов всовывают деревянную палку. «Держи крепче!» Щелчок тумблера – и снова неописуемая боль! Мышцы шеи и плеч сводит чудовищной силы спазм. Глаза словно закипают изнутри. Я рычу от боли. Тело пытается сбросить несущие мучение провода. Но палачи крепко держат меня за ноги и руки. Видя, как моё тело выгибается дугой, садисты хохочут. Словно проваливаюсь в чёрную дыру: нет времени, нет пространства, только всепоглощающая боль! Я проклинаю тренированное сердце. Лучше бы ты остановилось сейчас, прекратив страдания! Но изверги опытны и не дают разряд дольше нескольких секунд: им надо чтобы я не сдох, а подольше помучился.

Когда я теряю всякую возможность соображать и забываю собственное имя, когда в опустошённом сознании не остаётся ничего, кроме желания умереть, мучение прекращается.

Палачи выходят. Лежу, не в состоянии поверить, что боль ушла. Каждая клеточка тела вибрирует и горит изнутри.

Вновь тишина. Где-то бесконечно далеко гудят автомобили, торопятся домой люди, а здесь – безмолвие и тусклый свет под потолком.

Больше меня не пытают.

В середине ночи полковник, не то устав от моего упрямства не то подчиняясь чьему-то приказу, произносит:

– Хреново, но сойдёт. О других ты говорить не хочешь. Давай хоть о тебе покалякаем. Кто родственники? – и пододвигает лист бумаги.

– Жена, сын, дочь, отец. Жена – Елена. Детей вы и так знаете.

– А брат? – наливает воды.

– Погиб в 85-м, – трясущимися руками подношу стакан ко рту и пытаюсь пить, но вода проливается мимо рта.

Записывает данные отца.

– Мать?

– Умерла двенадцать лет назад от рака.

«С моих слов записано верно». Дата. Подписать протокол смог, только придерживая правую руку левой.

Похоже, на сегодня всё. Дремлю в ожидании дальнейших событий. Как блаженны мгновения без боли и страданий! В кабинет заходит уже знакомый медведь, с ним один из палачей. Сталь наручников змейкой обвивается вокруг запястий: «Пошли!». Коридоры, лифт, автобусик.

Теперь город пуст – ночь. «Мазда» несётся по пустынным улицам куда-то в центр. Подъезжаем к высокой стене с раздвижными воротами. Один из провожатых вытаскивает из сумки бутылку водки; пошептавшись со вторым, уходит к проходной. Дверь автобусика остается открытой. В салон врываются запахи городской ночи: вонь нагретого асфальта, бензина и забивающий всё горьковатый аромат зелени. Невдалеке щёлкает соловей. Гудит двигатель, ворота неторопливо сдвигаются в сторону. Въезжаем вовнутрь. Появляется уходивший опер: «Идём!». Выползаю из автобусика – квадратный дворик, крыльцо и синяя дверь с окошком. Сопровождающие доводят меня до крыльца. Грохочут засовы, в глаза бьёт яркий свет. Дальше иду в сопровождении мрачного вида мужика в зелёной форме. Заполняют какие-то документы. Ведут в комнатку со столом, покрытым чернильными пятнами.

– Раздевайся!

Снимаю костюм, рубашку. Галстук и ремень тюремщик откладывает в сторону. Проверяет каждый карман, тщательно прощупывает швы пиджака и брюк. Часы и обручалку кладёт в кулек.

Касается креста.