Екатерина Дорн - Простые радости

Алёнка откинулась на тощую больничную подушку, от которой ощутимо пахло хлоркой, натянула до подбородка колючее одеяло и выдохнула:

– Хорошо-то как!

– Что здесь может быть хорошего? – полная дама в бордовом вельветовом домашнем костюме скривилась и брезгливо поджала полные губы. – Ванны в палате нет, одна раковина, а купаться извольте в общем обшарпанном душе в конце коридора. Мутная жидкость – не иначе как суп из табуретки, котлеты, скорей всего, из туалетной бумаги с добавлением лука. Компот из сухофруктов, который испортить невозможно, и тот несёт половой тряпкой. И это они называют обедом!

– А мне девчонки пижаму принесли, – невпопад ответила Алёнка. – Как замечательно!

– Пижаму? И что замечательного в пижаме? Это вообще не комильфо – среди бела дня обряжаться в пижаму. Больница – не повод распускаться, – пожала плечами дама, раскладывая пожитки в покосившуюся трёхногую тумбочку.

– А ещё мне передали тёплые носки, их мама вязала из шерсти нашей козы Марфы, – продолжала радоваться Алёнка, высунув из-под одеяла ногу в толстенном пуховом носке. – Я теплолюбивая, всё время мёрзну, а теперь совсем-совсем согрелась, – прижмурилась она от удовольствия.

– Ты откуда взялась такая блаженная?

– Из реанимации, – смущённо улыбнулась Алёнка. – Меня по скорой прямо с лекции по истории привезли, с перитонитом. Прооперировали и пять дней держали в реанимации. Думали, не выживу. А я оклемалась. У нас вся родня живучая. Знаете? – она приподнялась на локте. – Ко мне девчонок не пускали. Я, когда в себя после операции пришла, стала медсестричку просить, чтобы хоть на минуточку, хоть одним глазком. К дядьке, что напротив лежал, два раза посетителей пускали, а ко мне – нет. Так она мне шёпотом сказала, – у Алёнки разом наполнились ужасом глаза, – что пускают только к тем, кто безнадёжен. Представляете? Я больше и не заикалась о подружках. А сюда можно приходить всем-всем, – она опустилась на подушку, закрыла глаза, и на лице её, как солнечный лучик, засветилась улыбка самого счастливого человека на земле.

Представь: едешь ты, значит, в автобусе домой после тяжелого рабочего дня.

В голове миллион мыслей гоняешь, пытаясь спрятаться от горластого водителя и узнаваемого даже в страшном сне голоса Шуфутинского. Лично ты терпеть не можешь ни исполнителя, ни шансон вообще, ни воплей в целом, ни на каркающем наречии в частности, но наушники ждут тебя дома. А ты всё ещё едешь.

На сиденье рядом плюхается школьник с ароматным беляшом в пакете. Мальчуган отхватывает зубами пахнущее чесноком жареное тесто, пожевав, кусает фарш, а ты нервно сглатываешь, вспомнив о двойке в дневнике своего любимого чада, которое нужно отвезти сегодня на карате.

Кончик беляша в руках соседа наталкивает на воспоминание о содержимом холодильника: «Что там на ужин?» И тут ощущаешь внутри зарождающееся Нечто.

Сначала думаешь: «Не, показалось». Спустя пару светофоров понимаешь, что «показалось» требует внимания гораздо больше, чем очередная шансон-рапсодия и шуршащий пакетом школьник.

Ты пытаешься отвлечься, но нарастающий внутри порыв заставляет подумать о причинах его появления. «Точно, печенька была не свежей… Так и знала! Эта Маруська хранит всё по триста лет, а потом делает широкий жест благотворительности! Или она всё же решила меня отравить?!»

Но ругать Маруську бессмысленно.

Только то самое Нечто в тебе становится острее, горячее и шансы довезти его до дома начинают стремиться к нулю.

«Нужно отвлечься!»

Цепляешься взглядом за вывески: «Картины. Корзины. Картонки. Здоровые собачонки»… Помогает ненадолго, поэтому мысленно умоляешь водителя не останавливаться там, где никто не планирует выйти.

Спустя ещё пару остановок школьник сбегает, оставив лёгкий чесночно-мясной дух. А ты взываешь к организму, убеждая потерпеть. Тот, хоть и соглашается, намекает, мол, он один, а против него – силы всемирного тяготения, атмосферного давления и внутреннего ускорения, бесконечно сдерживать натиск которых он не в состоянии.

Подъезжая к своей остановке, уже не можешь думать ни о чём другом, кроме: «Только бы успеть!»

Бодро выпрыгивая из автобуса, стремительно делаешь пару шагов и… замираешь.

Потому что очередной спазм не позволяет сдвинуться с места. Внутри бушует, бурлит Ниагарский водопад, но ты героически держишь его в себе. Впереди одна-единственная белая цель. И во что бы то ни стало надо до неё если не добежать, то хотя бы доползти.