Владислав Чернов - Дорога к цели «А»

Лишь только я открыл глаза, как тошнота подступила к горлу. Бешено вращаясь, на меня обрушивалось огромное серое небо, в котором единственными неподвижными точками были две белые птицы. Они висели в зените, кричали, отчаянно махая крыльями. Я лежал и смотрел на птиц: почему они не улетают? Вот уже прошла минута, другая, третья, а они – ни с места! Я приподнял голову, но тут же со стоном откинулся назад. Тупая ноющая боль в затылке заставила снова смежить веки. «Где я?» – сквозь боль пробилась первая тревожная мысль. Я протянул руку в сторону, нащупал что-то мягкое, сгреб пальцами и поднес к лицу. Сверху посыпались влажные комья земли. «Беда…» – пробилась вторая мысль.

Стиснув зубы, я чудовищными усилиями заставил себя приподняться и осмотрелся. Стояло пасмурное осеннее утро. В воздухе витал странный и вместе с тем до боли знакомый горьковатый запах. Я лежал посреди огорода в яме, напоминавшей воронку от взрыва снаряда. Рядом с тем местом, где покоилась моя голова, из земли выступал камень. Коснувшись рукой затылка, я понял, что в волосах запеклась кровь.

Вид покосившейся избы с выбитым окном стал вызывать смутные воспоминания, которые, подобно изображению на фотобумаге, помещенной в проявитель, постепенно приобретали все более четкие контуры. Когда в сознании с достаточной полнотой восстановились события минувшего дня, я поразился их обилию и странности некоторых эпизодов. «Медведь на деревяшке… лапа… будет знать наперед, – выстраивались в мозгу обрывки логических связей, – липовый пень… Стоп! Бред какой-то. Что же там еще было? Ага – желто-бурый шар на тропе… поставили на окно студиться… А вот еще: дед, бабка, внучка, Жучка…. – Я оторопел. – Кошка… мышка, в конце концов! Чушь!» Я пощупал рукой разбитый затылок, посмотрел на торчавший из земли камень, окинул взглядом яму, в которой сидел, и обмер. Догадка, противоречившая здравому смыслу, заставила подняться на ноги. С огромным трудом выбравшись на поверхность, я обнаружил, что от края ямы к амбару тянется широкая колея; пошатываясь, побрел вдоль нее, открыл двери и остановился на пороге. В углу лежал гигантских размеров корнеплод, в который по самую рукоять был вогнан топор. «Что за идиотский спектакль?! Где вообще я нахожусь? Почему здесь нет электричества? Зачем старик в лаптях? – задохнулся я от навалившейся непостижимости всего того, что меня окружало и чему я был свидетелем. – К чему нужна эта бутафория?» И тут я понял, что у меня есть еще один шанс. Подойдя к облепленной землей глыбе, я выдернул топор и, превозмогая боль в затылке, два раза – слева и справа – вонзил лезвие в упругую ткань, от чего глыба загудела. На пол вывалился маленький желтый кусочек. Трясущейся от слабости рукой я поднял его, понюхал и надкусил. Это была натуральная репа… Последний шанс лопнул.

«Итак, по всей видимости, мы имеем дело с какой-то удивительно мощной галлюцинацией, навеянной каждодневным чтением сказок собственной дочери, – заработал натренированный на службе аналитический аппарат. – Не вызывает сомнений, что фактором, вызвавшим такую галлюцинацию, явился тяжелый ушиб головы. – На всякий случай я еще раз потрогал разбитый затылок. – Расстроенная психика не только имитирует зрительные и вкусовые ощущения, но и создает образы во времени. Как иначе объяснить весь тот бред, который я прекрасно помню и который якобы имел место до того, как я ударился о камень? Да, – но если у меня галлюцинация, то интересно было бы узнать, где же я нахожусь на самом деле». Тут я, наконец, вспомнил о людях, встрепенулся – живы ли? – но сразу же успокоил себя тем, что они не более чем плод моего воображения. «Ну что ж, если галлюцинация продолжается, то у стариков бессмысленно что-то спрашивать, поскольку это все равно, что обращаться к самому себе. Впрочем, узнаю хотя бы, куда меня завел помутившийся рассудок». Придя к такому решению, я направился к избе.

То, что предстало моим глазам, заставило сначала подивиться богатству собственной фантазии, а затем усомниться в правильности только что сделанных выводов. Избу было невозможно узнать – все окна и двери выбиты, крыльцо разворочено, в сенях обрушился потолок, в полу зияли чудовищные проломы. Вся бревенчатая коробка дома сильно покосилась; из стены, обращенной к лесу, выкатились два бревна, и снаружи выло видно, что внутри не осталось ни одного целого предмета.

На чудом уцелевшей скамейке сидели старики. Бабка тихо плакала, поминутно прикладывая к глазам уголок платка. Дед с всклокоченной бородой молча смотрел в никуда. Вид у него был осунувшийся, лицо землистого цвета, глаза воспалены от бессонной ночи. У его ног лежал кусок рогожи, из-под которого торчали две лапы и собачий хвост. Неподдельное горе этих людей произвело такое сильное впечатление, что все предположения об окружавших меня фантомах моментально улетучились. Вдруг страшная мысль ударила в голову: «Девочка!»