Анатолий Гурский - Лики земного родства (сборник)

– Чё ж, гостюшки дорогие, с утреца-то головушки, небось, просют вчерашнего лекарства?.. И тамада, как назло, ещё не проснулся.

– Дык, могло быть, новобрачных взялси караулить, – успел вставить свою мыслишку вновь появившийся в шалаше всё тот же сторож, но уже без ружья.

– А кто их сейчас знает, этих тамадов-то, тоже стали зарабатывать по базарным правилам, – согласился Акимыч и под дружный смех собравшихся начал наполнять рюмки да стаканы сам.

Но едва дошёл до сторожа, как кончилась водка, и пришлось направиться за бутылкой на веранду. Переступил её порог и отшатнулся. В затемнённом углу барахтался у кресла, распутывая свои ноги, что-то бурчащий себе под нос тамада.

– Кто это тебя так сва… сфа… сфантазировал?! – через силу сдерживая смех, кинулся на помощь хозяин.

– Во, блин! ето, видать, за яво жадность… шо вчерась не наливал как полагатса, – почти просипел появившийся следом вездесущий сторож.

«Не-е-а, то я должен быть тут так позорно стреноженным, – заметив на полу пыльный отпечаток узкого ослиного копытца, подумал тот. – Ишь какой растёт злопамятный… или я уже стал дуреть». И аж встрепенулся, когда увидел, что они с тамадой, подобно эстрадному дуэту, выступают на этой свадьбе в абсолютно одинаковых костюмах. Даже туфли, и те ничем не отличаются в верандном полумраке. Причину своей «осечки» примерно так же объяснял себе сейчас, всё пристальнее вглядываясь в щелку, и сам Кастратик. Только на смену его ослиной упёртости стало приходить ощущение страха, что теперь хозяин может и вовсе выбить ему хромую ногу.

А тот, молча осушив ещё рюмку свадебного «наркоза», протёр пальцами уголки своих встревоженных глаз и замер. Покосился на едва прикрывающий его живот парадный костюм и подумал: «То, чё он фату малость по-ишачьи помял, пускай будет племяшке моей наказом больше замуж не ходить. А вот чё хотел мен-я-я в эту тряпку упаковать…» И решительно направился к сараю. Захлопнул за собой дверь, а вобравший в шею свою большую голову мулёнок попятился назад. «Всё, капец тебе, ушастенький малец!» – шумно выдохнул он тревожную мысль и хотел уже скрыться за соломенным стожком.

Но тут раскатисто крякнул невесть как оказавшийся у ног хозяина не забитый им селезень. И тот от неожиданности аж подскочил головой о балку и, скорчившись от боли, почти «поплыл» в сторону Кастратика. Открыл глаза лишь в момент, когда едва не коснулся лбом волосистой промежности его сосредоточенно вздыбленных ушей. Сначала отшатнулся от него, словно вспоминая цель этого визита, немного помолчал и впервые за долгое время ласково погладил питомца по загривку:

– Ла-а-адно, поник ты наш, не серчай на меня… Мы ж с тобой обаёхи ослы-дурёхи… я уже седой, а ты ещё молодой. Я без тебя воду от нашей деревенской скважины таскать не смогу, а ты без меня-я-я…

И потянулся рукой к высоко прибитому к стойкам ящику. Достал оттуда большую, насыщенную самой жизнью морковку и поднёс к зашевелившимся в предвкушении губам Кастратика. Они раскрылись в сопровождении слетевшего с них на редкость мелодичного «и-и-иа» и тут же выпустили вперёд большие крепкие зубы. Их тоже явно подобревший владелец, благодарно коснувшись мордой хозяйской руки, с хрустом принялся за дегустацию своего самого любимого лакомства. Самого сочного и яркого в его грубой ослиной жизни продукта, который сегодня стал ещё и простейшим символом примирения этих двух земных существ.

Начало смеркаться. Руслан подкатил к перекрёстку на приземистом внедорожнике как раз в момент появления «красного». Расслабил водительское внимание. Но когда пешеходная полоса начинала уже пустеть, на неё неожиданно сошла с бордюра старушка с тросточкой и молоденьким лабрадором. «Они же не успеют!» – вихрем налетевшей сюда пыльной бури пронеслось в кудрявой Руслановой голове. А тут ещё и этот кобелёк чуть ли не столкнулся посредь дорожки с другой такой же симпатягой. Нюхнул её по-своему и стал, пританцовывая, сопровождать вместо бабульки. Только в обратном направлении.

– Тоже мне ухажёр, даже хозяйку оставил! – буркнул сквозь несостоявшуюся улыбку ещё более обеспокоенный водитель.

Включил аварийные огни и выскочил из машины. Подбежал к неспешно идущей по «зебре», опираясь почти всем корпусом на трость, старушке и взял её за худенькие плечи. едва же захотел приподнять, чтобы ускорить движение, как она с содроганием ойкнула, повернула назад испепелённую годами голову и вскрикнула: