Александр Архипов - Мой дед – врун!

– Брать будешь, ирод? Рот открыл тут. Чай, не в музее. Деньгу гони. Девка докричаться не может! Стоит, раскорячился тут!

Я перестал «корячиться», закрыл рот, расплатился, забрал пакетик и вышел из аптеки. Стало смешно. Да нет, не может быть… Отвёз маме мазь, загрузил её холодильник «вкусняшками», выслушал, что опять не то и не столько и что куда мои глаза глядели… Потом в очередной раз вместе с мамой поудивлялся «в кого я такой?» И что «был бы жив папа…» А в голове азбукой Морзе по буквам отстукивало: БОРИСОВА ОКСАНА АЛЕКСАНДРОВНА.

Это ж надо… Моё любимое женское имя. Оксана. Странно, почему я дочек своих назвал одну Ксенией, вторую Кариной? Понятно, тёщино влияние. Царство ей… Втайне от жены порылся в старых фотоальбомах. Нашёл себя молодого. Ну вот же! Брюнет, и улыбаюсь… Нет, надо ещё раз присмотреться. Вот хохма будет, если…

Вечером позвонил старшей дочери. Рассказал. Посмеялись.

– Дочь, она такая хорошенькая! Давай себе её возьмём? – попытался продлить по максимуму шутку папа.

– Папа, не сходи с ума, – вдруг на полном серьёзе ответила старшая дочь. – Извини, завтра вставать рано. Пока, папуль.

Ночь, конечно, была бессонной. Совковой лопатой ковырялся в памяти, вспоминая все свои… и всех своих. Ворочался и шипел, как люля на гриле. Жена терпеливо вздыхала, думая, что у меня бессонница от проблем на работе.

На следующий день, положив в боковой карман пиджака паспорт, я поехал в аптеку. Оксана Александровна Борисова была на месте. Она летала между стеллажами, двигала ящички в пеналах, терпеливо выслушивала бабушек и строго объясняла мрачным, плохо пахнущим мужикам, что настойки боярышника нет. Я ждал и дождался. В аптеке нас осталось двое. Было видно, что она давно за мной наблюдает.

– Здравствуйте. Как вы сегодня себя чувствуете? – обратилась она ко мне, мило улыбнувшись. – Получше? Мазь помогла?

Я молча кивнул, улыбнулся в ответ, достал паспорт, развернул его и приложил к стеклу. Теперь «каменеть» пришла очередь Оксане Александровне. Правда, недолго. Видно, молодая нервная система настроена иначе. Она просто показала мне два больших пальца и звонко засмеялась!

– А может, ты моя? – серьёзно спросил я.

– Нет, что вы! – рушила мои надежды злая девочка. – Мой папа – русский и военный лётчик. Его год назад сюда перевели, и мы переехали из Казани. А мама – татарочка казанская! А я вот такая получилась. Извините, у вас, наверное, деток нет?

– Есть, – хватило меня на одно слово.

Ещё минуту я молча рассматривал цветные этикетки коробочек с презервативами и порошков от кашля, потом захлопнул паспорт и пошел на выход.

– До свиданья. Не болейте! – услышал я вслед голосок несостоявшейся дочки.

Ах, так… Уже выходя из аптеки, я обернулся и спросил:

– А твою маму не Гюзель зовут?

– Гюзель…

Наконец-то солнце закатилось за крышу соседской дачи и перестало выкалывать глаза. Осень радовала отсутствием дождей и вторым августом. Правда, вечером и ночью стало прохладней, что тоже являлось жирным плюсом – исчезли кровососущие. От погасшего мангала тянуло дымом, пахнущим подгоревшим бараньим жирком. Полчаса назад уехали друзья, по причине завтрашнего понедельника и начала трудовой недели. А мне уезжать было не обязательно. Во-первых, потому что я был у себя на даче. Во-вторых, у меня было ещё пол-ящика пива. И в-третьих, с понедельника начинался отпуск. Ну как вам перспективка?

В левой руке я держал прокопченный шампур с последним кусочком мяса. Не лез. Кусочек хоть и был последним, но, наверное, самым лучшим. Аккуратненький такой, не большой, но и не маленький… Такой, чтобы не кусать, а сразу. Весь. В меру прожаренный, с небольшой полосочкой жирка, что придаёт таким красаУчикам особую сочность. К кусочку прикипел и золотился на свету тоненький кружок лука, как бы подчёркивая законченность композиции.

И совсем не нужно было шампур подносить близко к носу. Запах молодой печёной баранины, профессионально выдержанной только в трёх компонентах: соль – перец – лук, слегка подкопченной на последних угасающих углях, будоражил сознание и навевал воспоминания. Воспоминания о восьмилитровой эмалированной кастрюле мяса, которую мы сожрали, не подозревая, что идём на мировой рекорд по обжорству. Естественно, это было бы невозможно без «моря пива». Сначала в памяти всплыли те полчаса, когда мы его выгружали из багажников наших машин. Потом споры и сравнения типа: «…нафига ты эту фигню привёз?» и «…зато много, а твои три ящика мы ещё до шашлыков кончим!» И кончили! У нас был уговор – на природе тяжёлые напитки не употреблять, чтобы не перегружать сознание и окружающую среду. Поэтому кондиции мы достигали за счёт увеличения, так сказать, количества потребляемых декалитров. Благо туалетов на территории моей дачи было три.