Татьяна Свичкарь - Схватка с призраком

– Где вы теперь, кто вам целует лапы? – растроганно говорю я.

Лапы у Царя умилительные – короткие и толстые. Я знаю, что когда поест – он тяжело спрыгнет на пол, передёрнется – как же, его касались человеческие руки, сколько же теперь отмываться? – подойдёт к двери, и снова прозвучит чуть слышное «мяу». Царь желает выйти.

– Хватит их наваживать! – говорит Лиля в приоткрытую дверь, – Я вон овсянку с курицей варю, да разве ж они будут – после твоих щедрот!

Я включаю ноутбук. Есть несколько минут, чтобы посмотреть новости. По главной странице Яндекса скольжу беглым взглядом. Инопланетяне у нас не высадились, атомная война за ночь не началась. Новостей с пометкой «молния» тоже в программе не значится.

Открываю почту. Как обычно две трети новых писем – это никому не нужный спам. По вечерам я подрабатываю на бирже копирайта, пишу тексты, работаю через интернет. Вот короткое письмишко, что заказчик принял работу. Конечно, платят копейки, но каждая из них у меня на счету, как и у Лили.

Жизнь давно перевалила за экватор, и я отчётливо ощущаю, как с каждым годом уходят силы. И надежды на перемены к лучшему нет. Где-то там, в высших мирах определено моё место и задача – выживать, ходить по грани между голодом и сытостью (коньяк не в счёт, он мне порою нужнее, чем хлеб). А во всём остальном почти монашеский аскетизм. Например, одежду время от времени «подают» знакомые – то, что им уже не нужно, не будут носить. Есть ещё распродажи, есть рынки, где торговцы с восточной внешностью предлагают сапоги-«дутыши», дешёвое бельё. И тяжёлая моя работа не даёт того, что насущно – возможности купить книг, отправиться в путешествие, выбрать в магазине платье лишь потому, что оно понравилось…

Ещё пара лет – я и этого не захочу. Многое приходит в жизнь слишком поздно, когда уже все внутри перегорело, когда ты и радоваться-то толком не можешь. Наверное, с точки зрения высших сил – так лучше. Где-то я читала, что к пребыванию в этой жизни нужно относиться как к экскурсии по музею: если ты страстно возжелаешь какой-нибудь из экспонатов – неважно, хоть духовный, хоть материальный – карма немедленно щёлкнет тебя по носу. Будет только хуже. Оставайся бесстрастной, леший его дери…

И, наконец, в куче почтового спама мелькнуло письмо от Оли Кругловой. Когда-то мы вместе учились в школе. Я после выпускного уехала, поступила в институт и назад уже не возвращалась. А Оля так и живёт в нашем маленьком городе, трудится в аду адском – на почте, с её длинными озлобленными очередями. От Оли изредка приходят вести о бывших одноклассниках.

Я открыла письмо, прочла пару строк и уронила руки.

«Даша, – писала Оля, – Я не хотела тебя пугать, но Махач вышел на свободу. Я не помню, сколько ему дали в последний раз, но, по моему убеждению, его нужно было оставить за решеткой на веки вечные, а ещё лучше казнить. Почему я тебе пишу – его ждали у нас в городе. Мать ждала – ему же некуда возвращаться, кроме как к ней. Вот счастье иметь такого сына! Но к ней он не приехал, и где он сейчас – никто не знает. Ты помнишь, чем кончилось его последнее освобождение. Будь осторожна на всякий случай, тебе следует быть особенно осторожной из всех нас. И пиши хотя бы время от времени, как у тебя дела».

Я встаю, какое-то время стою у окна, то заплетая, то расплетая кончик косы. Потом подхожу к шкафчику, снова достаю бутылку и наливаю себе уже полстакана.

Я пока не знаю, говорить ли Лиле ту новость, которую я узнала. С одной стороны – возможно, ещё нет никакого повода. Ровно никакого. Я помню, как сначала была потрясена, как и все мои одноклассники, тем, что сделал после выпускного Серёжка Махачёв. Но потом с легкомыслием юности, как-то забыла, перешагнула через это. Впереди был институт, пять лет увлекательной студенческой жизни.

Но то, что случилось дальше… И когда я пью коньяк, зубы у меня постукивают о стакан.

Школа у нас была самая посредственная. Почти все ребята учились тут с первого класса, потому что жили поблизости. Никто в здравом уме, я уверена, не стал бы сюда переводиться и ездить издалека. Смысла не было.

Школе исполнилось сорок лет, и вряд ли, даже если бы кто-то решился на ремонт, она сильно преобразилась. Тёмные коридоры, узкие лестницы, тесные раздевалки… Никакого профильного обучения, современных кружков. Не было у нас ни учителей, влюблённых в свой предмет, ни педагогов по призванию, которые превратили бы класс в большую семью. Мы перетерпливали уроки свирепой математички Маргариты Фёдоровны, скучали на истории, слушая картавую речь Валёндры – Валентины Ивановны, рассказывающей об очередном народном движении, старались сбежать с физкультуры, и пересидеть ненавистные «лыжи» где-нибудь в кафетерии – за чашкой горячего кофе и пирожным.