Другое дело – Чмушка. Сокращённо от «чёрная мушка». Его принесли недавно, он похож на того самого кота из песни, от которого все ждут неприятностей лишь потому, что он чёрный. То есть весь – от мордочки до кончика хвоста. Только золотые глаза сияют хищно. Перелетает по квартире этакий маленький дьяволёнок – со стула на кровать, с кровати на стол. И по фигу, что его схватят за шкирку (если успеют) и сбросят на пол. Он лют к еде, вырывает кусок хоть у нас, хоть у хвостатого собрата, не страшась возможной расплаты. Воет, рычит, вцепляется в захваченную еду – не отдаст никому.
Лиля долго подбирала ему имя, поначалу-то ей хотелось обозвать кошака похлеще за его наглость. Потом Марфа сказала – смотрите, как он летает по дому – настоящая чёрная мушка. Так и родилось имя.
Если я открою сейчас дверь – Чмушка метнётся к столу, как стрела, спущенная с тетивы. Его интересует только стол, вернее, то, что на нём. Меня он не учитывает. Следом подтянется Морковкин. Этот завернёт вроде бы поздороваться, но на самом деле – в надежде, что и его тут чем-нибудь угостят. Кормит их Лиля досыта, но «сушку» и кашу с куриными остовами не сравнить с ломтиком докторской колбасы.
А мимо двери, как бы случайно, будет проходить Царь.
Это постоянные коты, к которым я привыкла. Другие обитатели Лилиного приюта более-менее часто меняются. А эти прижились, и ясно уже, что останутся с нами.
Царь – сама роскошь. Он не просто перс, его окрас называется «серебристая шиншилла». Оказывается, можно потерять и такое сокровище. Когда Лиля принесла кота с улицы прошлой зимой – мокрого, грязного и худого, на его круглой – не смотря ни на что – морде не было даже тени радости – что вот сейчас накормят, устроят в тепле. Недовольный вид кота будто говорил – Царь гулять изволили, а смерды прогулку прервали.
Лиля особой чувствительностью не отличается, и с Царём обошлись, как и с простыми смертными котами. Его вымыли (и надо было видеть это свирепое царское лицо над вмиг похудевшим, даже жалким тельцем, облепленным мокрой шерстью), напоили глистогонным, намазали холку каплями от блох…
Царь долго приходил в себя и сушился возле батареи, передёргивал возмущённо шкуркой, на сухой корм не посмотрел, и согласился откушать только деликатес из пакетика, который Лиля берегла для самых больных и слабых.
Ему даже кличку не надо было придумывать. Царь – он Царь и есть. Остальных Лилиных кошаков перс брезгливо игнорирует, И это ещё хорошо, это ещё – мир и благодать. Лиля принесла Царя, когда тот был при мужском достоинстве. Но с первого же дня, проведённого в новом доме, перс решил показать, кто здесь хозяин, и начал лупить остальных хвостатых смертным боем – шерсть клоками летела. Раны были рваные, страшные. Лиля, вечно пребывавшая у ветеринаров в долгах, ужаснулась – а если каждый день придётся носить очередного пострадавшего, чтобы ему наложили швы?
Проще превратить перса в царственного скопца. Что и было сделано. После укола, Царь, почуяв недоброе, попытался рвануться в форточку, но лапы его по ней только скользнули – кот заснул на лету и тяжело ударился о пол.
Теперь Царь посмирел, дерётся редко, только шипит и поднимает лапу – последнее предупреждение, если кто-то из котов или котят пытается нарушить границы его личных владений.
Впрочем, людей Царь тоже не жалует. Вот поглядите на него, в этот момент он сомневается – стоит ли заходить ко мне в гости? Остановился на пороге. Чуть слышное – мяу – кот обозначил, что он тут. Никаких унижений и просьб, подобострастного мурлыканья, никто не станет тереться о ноги, сама должна понимать – Царь трапезничать желает. Я всё понимаю, и достаю пакетик «Гурмэ», который берегу только для перса. Это не какой-нибудь дешёвый «Фрискес».
Увидев в моих руках любимое лакомство, Царь оживляется, несколько теряет своё величие и рысцой забегает в комнату. Теперь он готов пойти на контакт. Лиля называет это: «Я буду разговаривать с вами только в присутствии своего пакетика». Ритуал много раз отрепетирован. Царь замирает, ждёт, когда я подхвачу его под белоснежное пушистое брюхо и посажу на стол, переложу корм в его личное блюдце. Его Величество не торопясь приступает к еде.
Здесь он защищён от других претендентов на «Гурмэ» – я бесцеремонно сбрасываю Чмушку, который как самонаводящаяся торпеда рвётся к чужой порции и прикрикиваю на Морковкина. Царь медленно, со вкусом ест. В этот момент можно позволить себе наибольшую вольность – прикоснуться щекой к его боку, к этой нежной как пена, белоснежной, густой и душистой шерсти. Сейчас Царь разрешает мне такое святотатство и даже слегка мурлыкает.
Читать дальше