От скуки Кеша стал наблюдать за жизнью стоящего напротив дома. Это тоже как в телевизоре и тоже без звука, но тут всё было настоящим, а додумывать, что и как это ещё интереснее, чем в кино. Дом был довольно простецкий, старый, но не древний, уже не сталинка, но ещё и не хрущёвка. Чувствуется, что квартиры не маленькие, потому что окна в них большие, значит и потолки высокие, и по площади, наверно, приличные.
В переулок выходили и комнаты, и спальни, и кухни. Окна спален почти всегда, как только в них зажигали свет, занавешивали шторами. Жизнь в них как бы замирала. А вот в комнатах она кипела, где бурная, весёлая, с большим количеством людей, застольями по выходным; где тихая, малосемейная с телевизором или компьютером; где-то резвились дети, сидели на подоконниках кошки… Во многих квартирах были балконы, но люди редко выходили на них зимой, разве что покурить, тогда из комнат вырывались звуки – крик детей, музыка, ярые голоса участников телевизионных шоу. Но Викентий их почти не слышал из-за стёкол своего офиса.
Он и сам уже заметил за собой эту привычку – как только часов в семь офис пустел, он устраивался поудобнее в своём кресле и начинал смотреть собственное кино, придумывая сюжеты происходящего в доме-телевизоре. Честно говоря, внутренне он слегка смущался, что подглядывает за чужой жизнью, но успокаивал себя тем, что никакого вреда это его так называемое хобби никому не несёт.
Он видел, как женщина вечерами укачивает ребёнка, что-то напевая ему, и додумывал, что, возможно, это мать-одиночка, которая, должно быть, не высыпается ночами, а помогает ей только бабушка-старушка, которая тоже иногда появлялась в окне. Он видел, как частенько ругается, жестикулируя и швыряя что-то на пол, молодая семейная парочка. Смеялся глядя, милые бранятся, только тешатся. В другой квартире почти каждый день в своей ободранной кухне выпивает, наверное, пиво мужик в майке и уходит, шатаясь, даже забывая порой выключить свет. Ну, этот, видно, совсем пропащий, жена, небось, ушла, родня наплевала, вот и заливает горе потихоньку. А вот в соседнем окне, может, и мать этого пьянчуги достаёт лекарство из шкафчика и, подойдя к свету, отсчитывает капли в чашку.
В общем, шла за окнами обыденная человеческая жизнь со своими бедами, радостями, будничными делами. Кеша плохо видел лица из-за стёкол, где-то ещё и немытых. Он не узнавал этих людей на улице, потому что двери подъездов выходили во двор, и жители редко появлялись в переулке, разве что сокращая путь к метро. Да он бы и так не узнал их, потому что стояла зима, и все были одеты в пальто и шапки, так что тепло закутанные люди совсем не походили на тех, что он видел в окнах. Но кто, где и как ведёт себя в квартирах дома напротив, он уже хорошо представлял.
Больше всего ему нравилось одно окно на третьем этаже, которое было как раз напротив его крыльца. Светлая, просторная, ничем незахламлённая кухня чётко виднелась в свете яркого абажура. Он наблюдал за ней не только вечером, но и по утрам, когда возле офиса ещё только начинал копошиться дворник.
Свет зажигался, и в окне, как на экране, появлялась женщина. Она почти сразу подходила к окну и что-то пила из чашки, поглядывая на улицу, наверное, высматривая погоду. Она была вся такая светлая в темноте зимнего утра. Тоненькая, затянутая в бежевый халат, с немного встрёпанными светлыми волосами. Только лица он как следует не мог разглядеть за сплошным рядом стёкол своего офиса и её квартиры.
Потом она начинала плавно двигаться по кухне, то исчезая из поля зрения, то снова появляясь. Вот она что-то достаёт из холодильника, из шкафов, подходит к столу, который, видимо, стоит у окна, что-то ставит, должно быть, накрывает к завтраку.
Порой видимость перекрывал большой цветок на окне. Но Кеша уже знал, что через некоторое время она встанет у окна снова или присядет на подоконник с чашкой кофе или чая и будет медленно, прикусывая что-то, наверно, печенье, пить маленькими глотками, разглядывая переулок, редких прохожих и, может быть, его, Викентия, смотрящего на неё и стоящего почти напротив в каморке у своего окна.
Он не знал, видит ли она его, но почему-то хотелось, чтоб видела. И он стал чаще выходить на крыльцо, чтоб как бы поразмяться, ходил туда-сюда, глядя вроде как работает дворник, а сам то и дело взглядывал на её окно. Пристально смотреть стеснялся, думал:
– Примет ещё меня за какого-нибудь маньяка. Глупо, конечно, – удивлялся он над собой, – но вот такую жену я хотел бы иметь, тоненькую, беленькую, чтоб готовила мне завтрак, чтоб по утрам в квартире пахло кофе.
Читать дальше