Елена Долгополова - Воды бесценный дар

Кит плыл.

Город молчал.

Наступал вечер.

Кит плыл…

По улице плыл кит. Он был старый, краска во многих местах выцвела, а стершийся левый глаз был заново нарисован черным фломастером. Прохожие оглядывались на мальчика с китом под мышкой, некоторые улыбались. Кит был большим, как и полагается киту. Мальчик очень гордился им и почти всегда брал с собой, когда выходил из дому.

Каждое утро, перед тем как сесть завтракать, мальчик надувал кита. Шестнадцать вдохов полной грудью и столько же выдохов – ритуал, к которому он привык за то время, что у него была эта болезнь. Впрочем, два года назад вдохов было двадцать три.

Когда взрослые спрашивали, как зовут его кита, мальчик отвечал: «Моби Дик». Некоторые взрослые удивлялись: «Ты читал „Моби Дика“? А тебя случайно не Ахавом зовут?» Мальчик не читал Мелвилла, но про Ахава уже знал. Иронию взрослых он прекрасно чувствовал, но предпочитал не обижаться.

На самом деле Моби Диком кита назвал папа мальчика, у которого этот роман был в числе любимых. Он даже вытащил его из книжного шкафа и показал сыну толстую старую и довольно потрепанную книгу, на обложке которой было написано «МОБИ ДИК». Мальчик попросил рассказать папу, про что это книга, и отец сказал: «Про одного гениального белого кита, по имени Моби Дик, и про одного гениального капитана, по имени Ахав, который охотился на этого кита». «У тебя даже киты гениальные», – сказал мальчик. «Почему бы нет? – искренне удивился папа и с легкой грустью добавил: – Мы знаем о них очень мало… Катастрофически мало…»

После того как ему подарили кита, мальчик захотел узнать о них все что можно. Сначала была детская энциклопедия с картинками и передача «В мире животных». Чуть позже, когда он пошел вместе с папой к своей бабушке, он увидел в стенном шкафу со стеклянными дверцами пятьдесят два толстых темно-синих тома Большой Советской Энциклопедии. Том с буквой «К» был на второй полке сверху. Пришлось встать на шаткий стул и, качаясь, рискуя грохнуться, с трудом вытащить тяжеленный кирпич, пахнущий старой бумагой и временем.

В середине тома было несколько страниц с цветными иллюстрациями. Мальчик долго смотрел на фотографии разных китов, а потом, низко склонившись над книгой, начал читать статью о них. В этот момент в комнату зашел папин младший брат, который жил с бабушкой. Дядя удивленно посмотрел на мальчика, перевел взгляд на открытую страницу, улыбнулся и одобрительно хмыкнул. От него сильно пахло водкой, но мальчик уже привык, что от него почти всегда так пахнет. «Да-а, – задумчиво произнес дядя, – киты, они такие…» Мальчик молча посмотрел на дядю, хотел спросить, какие киты такие, но так и не решился. «Ну ладно, читай, читай, не буду тебе мешать», – дядя тихонько похлопал мальчика по плечу, взял из тумбочки три рубля и чуть ли не на цыпочках вышел из комнаты. Мальчик испытывал к нему какое-то особое чувство теплоты и нежности, словно он, дядя, сам еще был ребенком, которого надо оберегать и защищать.

Еще в жизни мальчика была Ребекка Марковна, пожилая врачиха-аллерголог с короткими седыми волосами и пальцами, распухшими от артрита. Когда мальчик приходил к ней вместе с мамой, она всегда встречала его вопросом: «Ну, что нового у нашего кита?» Затем следовало прикосновение холодного стетоскопа к спине и грудной клетке. «Дыши, не дыши… Хорошо. Еще немного есть хрипы, поэтому с гистоглобулином пока повременим».

Мальчик сидел на кушетке, правая рука на ките, и задумчиво смотрел, как за окном кабинета качает весенней веткой знакомый каштан. Чуть дальше, за крышами больничных корпусов, виднелась верхушка водонапорной башни. А еще через приоткрытое окно доносились короткие резкие гудки тепловозов – рядом был вокзал.

Обычно мальчик не слушал скучного разговора мамы с Ребеккой Марковной о лекарствах и диете, он думал о чем-то своем, но в этот раз до его слуха донеслись новые слова. «Хорошо бы Вам летом выбраться на море. Хорошая закалка на весь год…» – сказала Ребекка Марковна, протягивая листок бумаги с назначениями: ровный прямой почерк, буквы, звучащие в унисон друг с другом.