Вяч Кон - Что с тобой, К.? …

Семочкин собрал уж было пойти чуть подработать денег на соц. исследованиях, как-то делают все безработные выдавая себя за состоятельных господ, где и сами социологи выдают чтоб, можно было бумажками отчитаться, у нас по прежнему та же бюрократия, только в большем масштабе, так что может и не следует нам рваться в космическое сознание, а достаточно в малом хотя бы разобраться – в себе. Но он решил позвонить и уточнить, когда ему приходит на работу монтировщика. Ему ответили, что бригадир как раз в театре и хотел бы сначала встретится и обговорить.

На улице было зыбка, даже приятно, освежало. Проговорив быстро на уже известные вопросы социолога (впрочем это был человек обычного склада ума, по бумажке задавшего вопросы, похоже совсем без энтой специальности), проследовав несколько улиц Семочкин оказался опять в приемной театра. Опять пахнуло какой-то странной жизнью, но теперь правда какой-то болезненной, это чувство вынес одутловатый мужичек в костюмчике, как позже заметил Семочкин зам. директора, и стал жаловаться вахтерше что сегодня «прибывается» какой-то важный господин, а он не может дать никому распоряжения чтоб его встретить, он мол, в своем филиале, это видимо так не поступал. Все говорило, что он только-только на новом месте и хватается за все лишь на нем усидеть. После появился грузный человек. Видно было что из работяг, по коренастой и твердой походке. Семочкин в своем тонком пальтишке и светлом под ним пиджачке почувствовал себя совсем не месту.

В общем получил наш Семочкин отказ даже в тяжелой грубой работе, ибо этот бригадир этот еще долго вслед смотрел с удивлением удалявшееся фигуре Семочкина. И у него в голове небось рылись странные мысли. Когда просматривал трудовую книжку с отметкой трёхлетней давно.

«Даже эту работу не дала мне жизнь, очень странно.» – с этим вышел из театра Семочкин. Все как сразу переменилось свет где-то на горизонте померк, стало очень холодно на улице, закоулки заострились, и ноги хоть продолжали нести с некоторой постепенностью, но сохранялись лишь инерционность. «Даже если фантазия о счастье всего лишь миф, но миф настолько устойчивый в сердце человека, значит все-таким в он имеет под собой твёрдую основу, и если она только сегодня не получает резвится, то только лишь по неблагоприятной среде и слабодушии хозяина, надо продолжает взращивать ее что есть силы»

Она предстала перед ним словно ангел красоты. Восхищение его не было предела, как не было предела и горделивости возникшей в нем что именно ему досталась эта красота, которой он теперь обладал и всеми силами старался не завладеть ею и не поработить, но все сказывалось именно в эту сторону. Властвовать так же препротивно, как и быть порабощенным, это наш герой знал по себе. Но на каком-то определённом этапе все негативное состояние становится невыносимо, и человеческая сущность меняет свое направление из страдательного элемента превращается в наслаждение. Превращается ли совесть, которая приносит страдание по осознании этой аномалии. Во что-то другое, например, наивное благодушие и слепоту, не знаю, но у Семочкина вдруг произошло криминальное происшествие с его характером – он наслаждается властью. И все вокруг словно щутитя стали ему подчинятся. Психоз толпы мне не известен, но этот странный парадокс весьма как мне кажется закономерен. Семочкин взрастал до размеров Гитлера, Мусолини и Наполеона. Станет ли он деспотом на этом пути? – посмотрим. Испытание властью самое тяжелое и самое сложное среди всех. Единицам удалось пройти и не погибнуть. Но те, кто выжил превращались в богов.

Итак. Власть. Власть как лидирующая и организующая сила, способная образовывать новые явление в обществе человека и его среде. Как это происходит наверно вы знаете много примеров.

«не пробить мне этот проект, видимо надо к какому ни будь влиятельному лицу примкнуть, без этого никак невозможно. А это ужасно! Так мерзко! И оставить, бросить его еще того хуже! Так что же подлее все бросить и страдать от никчемной униженности, или страдать от унижений продвижения проекта? Какая цель приведет меня к… А какая меня цель? Ведь для чего я приехал в этот огромный город, которому я на сегодняшний день не нужен, который враждебен мне, и я для него отброс, люмпен, лимита, которую нельзя истребить по законам демократии и потому что нужна раб сила, но я не могу быть для него даже раб силой, и остается только помойка. Бомжей до поры до времени, но и им скоро придёт конец. Всех заставят работать, и если не в самом городе, то где-то за пределами его. Это ждет и меня. Но главное я давно не видел живых глаз! Город их скрывает, он опускает их в мостовые, бумаги, аппараты, все куда-то только не на человека!»