Елена Здорик - Цветок с коротким стебельком. Рассказы о жизни и любви

– Вот! – торжествующе воскликнула худощавая. – Это зацепка. Не сто человек же здесь было. Завтра поговорим с девчонками. Это им не шуточки! Скажем, если не вернут, пойдут на ковёр к декану факультета.

– Из-за помады-то? – Вера Ильинична замахала руками.

– Не из-за помады! Из-за принципа! – резко ответила новенькая и потрясла маленьким кулачком. – Зло надо душить в зародыше.

Митя выбрал тему, записал в блокнот, попрощался и вышел. С утра договорились, что после занятий он заскочит в общежитие за Олей, которая освободилась раньше, и они дойдут наконец-таки до библиотеки, чтобы взять книги для написания курсовых.

Всё шло по плану. Он наскоро перекусил в институтской столовой, забежал за Олей. Правда, пришлось подождать, пока она высушит волосы. В ванной комнате жужжал фен. Митя сидел в кресле и смотрел какой-то детективный сериал. Телевизор стоял на столике напротив, а над ним висела Олина полка со всякими женскими мелочами. Он никогда не рассматривал детально финтифлюшки на полке. Но в этот раз что-то напрягло его. Митя не сразу понял, что именно. Просто стало неуютно на душе. На экране бандиты грабили банк. Митя подошёл к полке и заметил причину своего беспокойства: между флакончиками с лаком для ногтей стоял футлярчик помады. Бархатный, бордовый, с миниатюрным зеркальцем с торцовой стороны.

Сомнений не было. Митя прекрасно помнил Олину помаду, и это точно не она, а та самая, которую Вера Ильинична сразу узнает, если что…

Митю будто кипятком ошпарили. Он смотрел на экран, ничего не понимая и не слушая. Боже. И этой воровке он собирался сделать предложение, мечтал видеть её матерью своих детей. Как стыдно…

Оля выключила фен, о чём-то спросила. Он не слушал. Она заглянула в комнату:

– Мить, ты что? Ау!

Митя встал с кресла, прошёл к двери, стал молча обуваться.

– Мить, куда ты? Я ещё не готова. Что ты молчишь?

Он сидел на корточках, завязывая шнурки на кроссовках. Поднял голову и тихо сказал:

– Я сейчас тебе задам вопрос. А ты ответишь. Правду. Хорошо? – он поднялся и посмотрел ей в глаза серьёзным, чужим и отстранённым взглядом.

– Да что случилось-то? Ничего не понимаю! – возмутилась Оля.

– Чья это помада?

– Что? – брови Ольги удивлённо приподнялись. – Ты стал интересоваться косметикой? С чего бы это?

– Чья это помада, вон там, на полке, в бархатном футляре?

Губы Ольги слегка дрогнули.

– Только не ври. Скажи правду. Я и так всё знаю. Только хочу услышать твой вариант объяснения, – потребовал Митя.

Ольга вдруг заплакала. Только что нанесённая тушь ручьями потекла по лицу. Плечи её вздрагивали, слова сдавленно прорывались сквозь плач:

– Мить, я не хотела. Я тебе обещаю: это никогда не повторится. Это в последний раз… Митя смотрел на неё и чувствовал, что свирепеет.

– В последний раз? Так это уже не первый раз?

– Митя, я не знаю, почему это случается. Я стараюсь держаться. Но меня как будто кто-то толкает под руку: «Возьми!» Я не хочу, я понимаю, что это гадко, – Оля снова заплакала.

Объясниться им так и не удалось. Пришла соседка по комнате, Ира, первокурсница. Она удивлённо глянула на зарёванную Ольгу, на всклокоченного Митю, поставила пакет с продуктами и вышла. Договорились продолжить разговор на улице. Про библиотеку уже не вспоминали.

Они сидели в сквере на скамейке, Ольга рассказывала, Митя молча слушал. Это была клептомания, впервые проявившаяся в детстве. Оля прикарманивала у подружек по детскому саду всякую ерунду. До поры до времени об этом никто не знал. Но однажды отец сильно избил её за то, что она украла у соседской девочки брошь. Девочки-пятилетки играли в кукольном уголке у Оли дома. Брошь украшала платье соседской куклы. А вечером пришла соседка и устроила скандал. Оказалось, её дочь без спроса взяла брошь у матери из шкатулки. А вещица была с историей. И её как-то сразу хватились.

– Отец меня отлупил. Сказал, что в следующий раз отрубит руки по локоть. Как в древнем Китае. Всё. После того я ничего не брала. Много лет ничего не брала. Ты веришь мне? Я правду говорю! – она снова заплакала.

«Я могу простить воровство только в одном случае. Если я, как врач, буду понимать, что воровство объясняется болезнью», – явственно услышал Митя голос деда. Он тряхнул головой и посмотрел на Олю по-другому: с щемящей жалостью. Он представил её, маленькую пятилетнюю девочку, ощутил её страх всей кожей. Митя почувствовал нервную дрожь в руках и коленях, привлёк девушку к себе и стал целовать мокрые солёные щёки, дымчатые глаза: