Елена Здорик - Цветок с коротким стебельком. Рассказы о жизни и любви

Был солнечный летний вечер, навстречу ей шли люди, но она не замечала ничего и никого. В ушах звучали слова общей знакомой, к которой Катя кинулась, чтобы получить хоть какое-то объяснение тому, что произошло:

– Да не думай о нём, выбрось из головы! Найдёшь ты себе ещё лучше. Он тебя не хотел расстраивать, а может, струсил, все мужчины тр у сы. Вот и сказал, что он тебе не пара. На самом деле месяц назад случайно встретил свою первую любовь. Такие круги вокруг неё навивает! Знаешь же, первая любовь не ржавеет! Она как раз успела развестись.

Дальше Катя не слушала. Получается, что два года он жил просто в надежде помириться с первой любовью, а она, Катя, была декорацией, ширмой, которую в нужный момент можно отодвинуть? Он и отодвинул.

Слёзы текли по лицу, но Катя уже их не вытирала.

– Не плаць! Давай дам шалик поделзать! – раздался рядом тоненький детский голосок.

Катя остановилась, провела ладонью по глазам. На краю тротуара стояла улыбающаяся девчушка лет трёх с красным воздушным шариком.

– Я не плачу, – попыталась улыбнуться Катя.

– Плацис, у тебя слёзки. Поделзи шалик!

Катя посмотрела в сторону, где метрах в трёх от дочери стояла её мама – полноватая блондинка с добродушным лицом.

– Возьмите, а то обидится, – улыбнулась женщина. – Это ненадолго. Она ж Вам шарик в аренду предлагает.

– Зачем? – почему-то спросила Катя.

– Как зачем? Для радости! – ответила женщина.

Девочка протянула Кате шарик.

– Делзи! Нлавитца?

– Конечно, спасибо тебе.

– Домой не уноси! – попросила девчушка и склонилась к чисто выкошенному газону, где рядом с тротуаром неизвестно как уцелел кустик ромашки.

Девочка сорвала самую крупную ромашку, принесла её Кате:

– Это тебе. Больше не плаць!

– Хорошо, не буду, – пообещала Катя и вернула девочке шарик.

Малышка пошла дальше со своей мамой. Катя постояла, улыбаясь и разглядывая цветок простой ромашки так, как будто никогда раньше его не видела.

Всю дорогу до самого дома Катя шла с улыбкой и, только войдя в квартиру, поймала себя на мысли, что после того как стала обладательницей ромашки с коротким стебельком, ни разу не подумала о расставании с женихом.

Она поставила ромашку в хрустальную рюмочку-бочонок. Полюбовалась: ромашка бочковая! Потом сделала себе чай с лимоном, забралась с ногами в кресло и открыла томик Ремарка. Читая, Катя иногда отрывала взгляд от книги и думала, что завтра надо поехать с мамой к её подруге, а послезавтра – свозить наконец кота на стрижку, а послепослезавтра – сходить на новый фильм.

Ребёнок был поздний. «Последний шанс», – сказала Нине Никифоровне в женской консультации опытная гинекологиня, диагностировавшая беременность. В тот день Нина летела домой как на крыльях. В ожидании мужа приготовила ужин – более изысканный, чем обычно. Её супруг, бывший гораздо старше жены, отставной военный, фронтовик, седоволосый, изрядно погрузневший за семь послевоенных лет, радовался как мальчишка: схватил Нину на руки и давай кружить по комнате, осыпая поцелуями.

Имя для дочки придумали заранее: Лилия. Нигде с ней по соседству: ни в детском саду, ни в школе – не было ни одной Лилии. Белоголовый цветочек, единственная, долгожданная, сверх всякой меры залюбленная и избалованная девочка.

Отец умер в конце 1960-х – прикончили его старые раны. О втором муже строгая Нина Никифоровна и не помышляла.

Сама Лилия тоже родила сына в сорок лет и воспитывала его одна, разведясь с мужем вскоре после рождения ребёнка. Замуж больше не вышла. В крохотной двухкомнатной квартире долгие годы жила вместе с мамой, до самой её смерти.

После развода смысл жизни сосредоточился для Лилии в сыне, внешне напоминавшем отца, – темноволосом, смуглом, с глазами, доверчивыми, как у оленёнка. Она старалась, работала, зарабатывала. Копила. На отпуск – мальчик должен ежегодно видеть море. На поездки по стране – мальчик должен знать историю Родины. На модную одежду и обувь – мальчик не должен выделяться на общем фоне. На компьютер и прочие гаджеты – мальчик не должен ощущать себя ущербным.

А с мальчиком однажды случилась странность. В тринадцать лет он вдруг замкнулся, перестал выходить из дома, на все вопросы отмалчивался. Несколько месяцев пролежал на диване. И это в разгар учебного года!

Из школы приходили встревоженные педагоги: директор, завуч, классный руководитель. Каждый из них опасался не столько за мальчика, сколько за свою репутацию. А если, чего доброго, в школе процветает «дедовщина» и поэтому ребёнок перестал посещать уроки? А администрация не в курсе… Это ж может плохо закончиться. Надо бы у него поинтересоваться, разговорить его как-то. Но мальчик молчал. Доведённая до отчаяния, Лилия обратилась к психиатрам. После мытарств с обследованиями сына поставили на учёт в психбольнице. Никому, кроме матери, Лилия не рассказала об этом.