Delia Ree - Роковое клеймо

Он почти дошел до своего дома, видел, как загорелось окно соседа сверху, вечно недовольного старика, бурчащего по каждому поводу. Видел свое темнеющее окно квартиры, ожидающее возвращения хозяина, словно верный пес. Но с каждым шагом замедляясь, Марат и вовсе остановился. Он выдохнул недовольно, так, словно кто-то заставил его замереть на месте. Дождя действительно не было видно, а куртка стала влажной и волосы тоже. Фонарь в проходе между домов не горел, его, будто специально разбивали, после того, как кто-то заботливого и старательно вкручивал лампочку. Туда даже железный колпак нацепили, чтобы хоть как-то защитить от хулиганов и сейчас опять темнота поглотила это место. Марат сделал нерешительный шаг вперед. Кто-то со стороны подумал бы, что он остерегается темного места, он даже резко развернулся назад и вдруг, быстрым шагом пошел в обратную дорогу.

Его глаза были опущены вниз, практически к самому асфальту, но только с одной стороны, на другую он будто и не делал никакого акцента. Он внимательно, едва оборачиваясь, возвращаясь взглядом на что-то, разглядывал интересующий предмет. Нет, не то! Где же это было? Марат тщетно пытался воссоздать в памяти то, что было минут пять или чуть больше назад. Вспомнить, как он шел в эту сторону, потом остановился здесь или нет, не здесь, прошел чуть дальше… конечно! Тут он закурил, развернулся, точно, нет сомнений! Марат вдруг остановился, нахмурил брови, приглядываясь вперед. Нет! Только не это! Неожиданно, ошарашивая прохожих, рассыпающихся по сторонам, рванул вперед.

Он внезапно подскочил к какому-то пьянице, или бродяге, который копошился в вываленной куче мусора прямо на асфальт, оттолкнул его резко, что тот едва удержался на ногах, бранно возмущаясь, будто покусились на его собственность. Марат не обратил внимание на это, и на то, что люди останавливаются, ища объяснение неадекватным действиям приличного с виду мужчины.

Да черт с ними! Это была та самая урна! Даже сердце стало отстукивать барабанную дробь. Марат увидел скомканную бумагу, изрядно потрепанную и грязную среди другой ненужной кучи мусора, схватил ее и как-то даже не свойственно для себя, бережено сложив, убрал в карман. Только сейчас он огляделся по сторонам, видя перед собой бомжа. Марат обтряхнул ладони и еще раз взглянул на стоящего перед ним человека, который на всякий случай отстранился назад, не зная чего ждать.

– Извини, мужик, – смягчаясь в выражении лица, сказал Марат, вытащил из кармана начатую пачку сигарет и протянул ее опешившему бедолаге, – держи!

Тот не поверил, секунду другую не решительно хлопая хмельными глазами на щедрую руку странного человека, но тут же сообразив, мол дают бери, жадно схватил пачку и утопил ее вместе с рукой в огромном, бесформенном кармане не то пальто, не то из плотной ткани халата.

Марат улыбнулся едва заметно уголком рта на эту выходку и спокойно зашагал в сторону дома.

***

Он выдохнул, чувствуя, как пройденный день, навалившийся на плечи ни сколько грузом, сколько эмоциональным напряжением, сошел после горячего душа, принося облегчение. Марат собрал вещи с пола, проверил карманы, вытряхнув содержимое на стол, и закинул белье в стиральную машинку.

Есть не хотелось, он включил телевизор, скорей по привычке, нежели чтобы намеренно просмотреть каналы, принес горячий сладкий чай и сел на диван.

Сделав глоток напитка, он поставил бокал на стол и бросил взгляд на сложенный лист бумаги.

Как бы там ни было, он не имел права так поступать с исповедью женщины подарившей ему жизнь. Это был порыв, раздражение на внезапные известия о его существовании. Он погорячился. Столько лет, он привык думать и знать, что сирота, что его отдали в детдом, что он отказник и вдруг его мать решила опомниться и втиснуть свою правду в его жизнь. Это было, по меньшей мере, нелепо, грубо, как инородное тело под кожу. Так было несуразно не правильно, странно…

Марат развернул лист, пригладил мятые уголки, только сейчас, при свете комнаты заметив грязный след от подошвы прямо на письме. Это как-то неприятно, даже в какой-то степени ревниво задело Марата. Он покарябал ногтем, но грязь въелась в бумагу насквозь, оставляя отпечаток чьей-то обуви.

Он придвинул письмо ближе, так чтобы было удобно читать и видеть четко, пробежался по строчкам, отыскивая то место, где остановился, как вдруг резкий звонок в дверь заставил его поднять голову в сторону прихожей, потом на настенные часы в комнате. Почти десять вечера, кто бы это мог быть?