Марина Белякова - Стать архитектором!

– Н-е-е.

– Процент – сотая часть числа. Если любое количество чего-нибудь, ну вот этот песок, к примеру, разделить на сто равных кучек, то одна кучка, это будет один процент. И это касается совершенно всего.

– Ничего себе! И небо можно поделить на кучки?

– Наверное, можно, только не спрашивай, как?

– Почему не спрашивать?

– Просто я не специалист делить небо. Спроси меня о чем-то, что я знаю.

– А какой кран со стрелой?

– Вот там, смотри, на горке стройка.

– Он похож на жирафа!

В этот день Лейла рисовала рыбок с перископами во рту и с воздушными шариками в плавниках. Много строительных кранов, «стадо», как она назвала. Бабушка рассматривала художества, вздыхала, причитала, качая головой:

– Мыслимое ли дело, рисует с утра до ночи? Хорошо, что соседка уборщицей работает в проектной конторе, ватман приносит, чистый с одной стороны. Жалко, что на плохой бумаге эти шедевры останутся!

Лейла разбирала свои рисунки в поисках портрета. Ей на глаза попалась работа с изображением глубокой ямы, на дне которой лежала девочка с косичками, в голубом платье. Сверху на листе неуверенной детской рукой было написано: ДЕВОЧКУ ЗВАЛИ НАДЕНЬКА. Ручки девочки неловко согнуты, тельце худенькое и безжизненное. «Надежда умирает последней».

Лейла, расширив глаза, смотрела на соседку, та поймала ее взгляд и отвернулась.

– Антон, идите, не беспокойтесь, мы с Лейлой будем у нас вареники лепить.

– Тёть Люба, а какая Надежда умирает? Последней. А кто еще умирает?

– Да не бери в голову, это просто такая поговорка, о том, что люди надеются до конца. Тебе вареники сварить с вишенками или с творожком?

– С вишенкой, один.

– Один, придумала, ты только пробовать начни, за уши не оттащишь. Сама же делала.

– Ой, тёть Люба! Что такое в вареничке?

Лейла выплюнула на ладошку десятикопеечную монету.

– Подарок тебе попался. Сюрприз, исполнение желания, чего ты хочешь? Все, что загадаешь, совершится.

– Чтобы мама вернулась!

– Ах, детка, все будет хорошо, обязательно!

– А где мама, тётечка Любонька?

– Она в больничке.

– Ой, за братиком, наверное, собралась!

Девочку звали Наденькой… Лейла невольно улыбнулась. Вспомнила, как представляла эту маленькую, больную, никому не нужную девочку Наденьку. Она подумала, что у нее ведь был еще другой рисунок из этой серии. Холмик, с крестиком, рядом женщина в темном платке. На могилке надпись: «Портал главного входа». Этого рисунка она не нашла. Наверное, родители забрали себе. «Портал главного входа». Так было написано на форматке в угловом штампе. Чертеж с ошибкой отдали Лейле, когда она с мамой пришла в институт, где работали родители. Надпись зачаровывала своей таинственной возвышенностью. Почему появился такой рисунок, Лейла уже не могла вспомнить. Наверное, это как-то было связано с произошедшей трагедией на стройке.

Самое ужасное заключалось в том, что Саша почувствовала какое-то радостное облегчение, когда разрывающая боль, не совместимая с понятием жизни, на деле обозначающая разрушение ее самых светлых надежд, прекратилась, отпустила, будто и не было ее никогда. Как наступившая внезапно тишина.

Очень хотелось пить. Женщина из соседней палаты принесла большой красный грейпфрут, почистила от перегородок. Женщину звали Агаджанян. Фамилия Агаджанян, а имя Ира. Саша слышала, ее так медсестра вызывала.

– Это был мальчик, вы знали?

– Да, знали, угроза существовала все время. Но думали, самое страшное позади.

– У вас еще есть дети?

– Дочка Лейла, осенью исполнится пять лет.

– Это хорошо, не так страдать будете.

– Сейчас мне кажется, что теперь все по-другому, не так, как раньше. Невыносимая пустота в душе. Даже про дочку не могу думать. И ничего не хочу.

– Не можете, а надо.

– Мысли как-то уплывают, не получается сосредоточиться.

– Это от лекарств. Пройдет.

Саша легла на бок, зажала зубами подушку и заплакала. Вернее, слезы полились из глаз, так свободно, без усилий. Как будто вымывали всю горечь изнутри. Она уснула. Сон был глубокий от успокоительных уколов и снотворных. Ей снились голоса, зовущие ее: «Саша, Саша!» и прозрачные розовые и зеленые шары, похожие на мыльные пузыри.

Она почему-то не представляла себе, как посмотрит в глаза Антону. А он пришел, когда она спала, сидел тихо и ничего не говорил, а что тут скажешь? Никто и не виноват, просто несчастье. И каждый с ним один на один.

– Как там Лейла? Знает?