Ирина Мартова - Светить, любить и прощать

Полногрудая пожилая сельчанка в валенках на босу ногу удивленно взглянула на нее:

– Да ты что, Поль? Не видишь? Сгорел дом-то…

Она всхлипнула, громко сморкаясь:

– Вот беда! Ах, беда какая!

Другая соседка, посмотрела на почтальоншу заплаканными красными глазами, покачала головой и заторопилась, зачастила:

– Ой, Полечка, никто и не знает, с чего началось-то… Я слышу, народ побежал! Мой мужик как вскочил, как закричал, я прямо вся похолодела от ужаса. Прибежали, а тут уже все трещит, полыхает… Люди говорят, вспыхнуло в одно мгновение. Ой, ой! Здесь же эти жили, которые…

Поля кивнула:

– Приезжие. Знаю…

Соседка махнула рукой:

– Да, да, да… Те, что летом переехали к нам в деревню. Вот горе-то! Она-то баба такая хорошая, спокойная, улыбчивая. Полы в конторе по вечерам мыла. А мужика-то у нее не было. Одна ведь горемыка с двумя детьми билась, и вот… Надо же! Ой, горе какое!

Поля, вздрогнув, наклонилась поближе:

– А что? Что с ней? А?

Полногрудая сельчанка пожала плечами:

– Да кто его знает… Дети-то на улице играли, а она в доме была. Одна. Как вспыхнуло, никто и не видел. Никого ж не было рядом… Она-то там, в доме так и осталась. Пожарные, как приехали, так дверь выбили, вытащили ее, но говорят, обгорела бедняжка сильно. Ой, горемычная… Надо же!

Поля похолодела:

– Жива хоть?

– А кто его знает… «Скорая» ее уже увезла, но фельдшерица наша даже побелела, как ее увидела. Говорит, страшно смотреть… Господи, спаси ее!

Соседка истово перекрестилась.

Поля, охнув, нервно схватила заплаканную женщину за рукав:

– А дети? Дети-то ее где? Живы?

Та, шмыгнув покрасневшим носом, вдруг бестолково зарыдала, заголосила:

– Ой, детоньки, миленькие… Да что ж за беда такая!

Потом, утерев слезы ладошкой, затихла и кивнула в сторону:

– Живы. Вон бедняжки стоят… Ишь, как воробушки нахохлились! Что теперь будет-то? Вот судьба! Отца нет, а теперь и мать вон как попала…В детский дом теперь, наверное, отвезут, куда ж их еще… Ох, сиротиночки!

Худенькая бабенка, прибежавшая последней, сердито ткнула полногрудую соседку в бок:

– Не каркай ты! Грех это! Может, обойдется еще… Откачают в больнице!

Женщины замолчали.

Смахивая слезы, громко сморкаясь и тревожно оглядываясь, они, не сговариваясь, отошли подальше от обугленного остова сгоревшего дома.

Громкий детский плач ударил по ушам, словно хлыст наездника. Сразу очнувшись от оцепенения, бабы разом обернулись туда, где возле деревенского полицейского испуганно топтались малыши. Перепачканные сажей, зареванные, без рукавичек, они стояли, прижавшись друг к другу и растерянно глядели на взрослых людей, беспомощно толпящихся у их бывшего дома.

Полю будто в спину толкнули.

Не думая ни о чем, еще не осознавая своего порыва и не понимая, что делает, она решительно шагнула к мужчине в форме полицейского, заполняющему какие-то бумаги на капоте служебной машины:

– Можно спросить?

Полицейский, шмыгнув замерзшим носом, недовольно покосился:

– Здорово, коли не шутишь…

Поля шагнула еще ближе, чувствуя, как колотится сердце:

– Здравствуйте… Скажите, а что с ними будет? С детьми?

Мужчина раздраженно поднял глаза от исписанных листков:

– Как что? Определим пока, куда следует…

Поля, нахмурившись, умоляюще схватила его за рукав:

– А куда? Куда следует? Я не поняла… Это что значит?

Полицейский опять удивленно вскинул на нее глаза и сердито сдвинул брови:

– Руки убери!

А потом добавил:

– Это значит, что разберутся… Тебе-то чего нужно?

Женщина пожала плечами:

– Ничего… Просто хотела узнать, куда их теперь отправят?

Мужчина, оглядев ее с ног до головы, пробормотал:

– Да ты что, с луны свалились? Как это куда? Туда, куда положено…

Вздохнул и, сжалившись, уточнил:

– Сейчас, я думаю, в приют или еще куда-то… Ну, а потом уже социальные работники документы в детский дом подготовят. Это уж как положено, так и сделают, нас с тобой не спросят.

Поля ахнула:

– Почему? Ну, почему сразу приют, детский дом?! А? Ведь их мать жива еще… Говорят же, что жива! Слышите?! И, дай Бог, будет жить. Вы что? Что за бессердечие!

Мужчина, опешив от такого натиска, опять сердито засопел и, покраснев, гневно выпалил, еле сдерживаясь:

– Вот пристала! Пиявка! Да я-то при чем? А куда? Ну? Куда прикажешь их девать? Дом сгорел, родственников нет, мать в больнице… Ишь ты, сердобольная какая… Все вы добренькие, когда вас не касается! Любите указывать да учить людей! Надо же, все такие грамотные теперь стали!