Олег Ока - Подчинение и покорность

Виктория ждала у мраморных ступенек метро, и Евгений не сразу узнал её, накидка сменилась длинным белым плащом, добавилась широкополая шляпа, только ботинки остались прежними.

– Раньше здесь был собор, – кивнул он за спину, на станцию метро. – Как настроение?

– Всё хорошо. Чем занимался?

– Убивал людей, – чуть не ляпнул он, сдержавшись только чудом. – Сидел дома, книжки, телевизор… Хотя, телевидение настолько деградировало, что признаваться в его просмотре уже считается за дурной тон, занятие для тинейджеров и домохозяек за 50, с тридцатилетним стажем.

– Согласна. Хозяин города покажет памятные места?

– Скажешь, хозяин! Я не из той социальной прослойки, простой пользователь и обыватель. Красивая площадь, её не удалось изгадить окончательно. Ещё недавно здесь всё пространство было закрыто ларьками и киосками частников, а там, за метро располагался блошиный рынок. В один прекрасный момент всё это расчистили, многое жалко. Вот там, напротив, видишь банк? Бывший пивбар «Старая застава», мы с верными друзьями по выходным в нём засиживались до закрытия. Однажды я там выпил за день больше десяти литров пива. Пойдём в сторону Невского? Кстати, ты уже позавтракала?.

– Так, молоко, круассаны, но составлю тебе компанию, чашечка кофе не помешает.

– Они зашли в кафешку на углу Садовой и Гороховой, и Евгений всё пытался восстановить ощущения, связанные с первой встречей, но напрасно, в ней появилось что-то новое, будто она что-то решила важное, и теперь была готова это осуществить, и он с непонятным чувством ждал этого нового, он не сомневался, что это связано с ним, но не было никаких угрожающих сигналов, и постепенно он успокоился.

– Женя, – она оглядела помещение, отпила из чашечки, покачала головой, оценивая вкус кофе. – Мне кажется, тебя что-то сильно беспокоит, я могу задавать такие вопросы? Что-то случилось за эти два дня? Неприятности дома?

– Я живу один… в коммуналке, с таким забавным соседом… Что у меня может случиться?

– На работе?

– На работе у нас Антарктида, ледяные поля отношений, белое безмолвие.

– Я тебе не мешаю, я спрашиваю об этом, потому-что, может быть связано со мной?

– Ты хорошая девчонка, мне так кажется. Мы не настолько близко знакомы, но это чувствуется. И я… мне было-бы хуже одному…

Она всё пыталась заглянуть в его глаза, а он упрямо отводил взгляд, ему не хотелось снова увидеть эти разноцветные, загадочные глаза. Он понимал, что она всё-равно обратит на это внимание, и может принять за признак нечестности, желание что-то скрыть. Он быстро дожевал плюшку, улыбнулся:

– Пойдём дальше?

– С удовольствием.

– Что-ж, налево пойдём, к Исаакию придём. Прямо пойдём, на Невский попадём. Что выберешь?

– На Невском я была много раз, но там постоянно что-то новое. Посмотрим?

– На пути Апраксин двор, потом Гостиный. Бывает интересно.

– Женя, мы могли-бы познакомиться поближе.

Он молчал, держа её за руку, косился на витрины, мимо которых они проходили, сторонился встречных прохожих.

– Ты слышал, что я сказала?

– Тут не возразишь, слышал.

– Может быть у тебя был неудачный опыт, и ты тормозишь?

– И поэтому тоже. Мы не знаем друг друга.

– Я не предлагаю тебе под венец, познакомиться поближе означает только то, что слышишь.

– Мы, люди взрослые. Ты подразумеваешь секс?

– Для начала.

– Об этом и речь, это главное.

– Для начального знакомства это не главное. Похоже, что я напрашиваюсь…

– Это не так?

– Нет. Ты мне интересен. Интересен во всём.

– Что мне теперь делать?

– Объясни?

– Я растерян, ты выбила меня из привычного состояния. Я не умею быть интересным человеком.

– Понимаю, наверное, я ускорила ход событий. Но тебе ведь не надо хотеть, не надо притворяться, будь собой.

– Это самое страшное. Если-бы мы знали, что это такое, «быть собой». Кто вообще знает себя, а ведь сначала надо узнать себя, но человеку это не по силам, мы только маски.

– Хорошо, надень маску гида и джентльмена, меня это вполне удовлетворит.

Он почувствовал некоторое облегчение.

***

Они проходили по магазинам Апраксина двора, любовались арками галереи и лепниной потолков, Евгению было хорошо, забылся бред и нелепости двух прошедших дней, отчаяние и беспомощность, страшные ночи. В конце концов, ничего непоправимого не произошло, или оно не имело к нему отношения. Он о чём-то говорил, высказывал суждения и мнения, цитировал и выдавал экспромты, он видел улыбку и понимание Виктории, что может быть ближе и необходимее этого? Иногда он, когда она отводила взгляд на очередной барельеф, обнимал взглядом её фигурку, невольно воображение давало повод для желаний, и он отворачивался, чтобы не выдать себя. Перейдя Садовую, они вошли под высокие, как небо, потолки Гостиного двора, бродили по зеркальным лабиринтам, рассматривали бронзу и медь гигантских люстр и канделябров, вышли на Невский, но заходить в Пассаж Вика отказалась: