Роза Хуснутдинова - Штопальщик времени

– А журнал с собой привезли? Можете показать? – спросили из зала.

– Пожалуйста, – критик встал, вынул из сумки журнал, пустил по рядам.

Все стали разглядывать его, читать вслух названия статей, фамилии авторов, передавали журнал дальше.

– А что делает сейчас Фазиль Искандер? Пишет? А Андрей Битов? Почему Евтушенко молчит?

– Почему Жириновского выбрали? – снова вскочил мужчина с горящим взором.

Аудитория опять загалдела.

– Я за Жириновского не голосовал, меня вообще не было в Москве, – пожал плечами критик.

– А где вы были? Может, в Баку? – вскочил мужчина с пятнами на лице.

Критик развёл руками.

– Не в Баку. В Израиле. Я в гости ездил по приглашению.

– А почему у вас есть такие партии – чистые фашисты? – поднялся в зале ещё один мужчина.

– В Москве много всяких партий, – помолчав, ответил критик, – в Москве много разных людей. В Москве живёт десять миллионов человек. Вот, сколько сейчас в Армении?

– Три миллиона, – ответил кто-то из зала.

– Не три миллиона, триста тысяч уехало, – поправил кто-то из зала.

– Не триста тысяч, больше уехало, – заметил кто-то ещё. Зима, знаете, какая холодная была!

– Товарищи, товарищи, – снова поднялась с места Гаянэ Хачатуровна. – У нас литературная встреча. Давайте поблагодарим гостя за интересное выступление.

Все дружно зааплодировали.

Настала очередь рассказчицы из Москвы.

Она выступила вперёд, посмотрела в окно, на ветку цветущего персика и сказала с чувством: «Минас Аветисян. Роберт Элибекян. Джотто Григорян». И закрыла глаза, кажется, потеряла сознание.

– Воды, – вскочил студент из первого ряда. – Ей плохо.

Гостья снова открыла глаза и внятно произнесла: «Мартирос Сарьян. Акоп Акопян. Эчмиадзин». Глаза её снова закрылись.

– Дайте же воды! – закричал студент из первого ряда.

Воды поблизости не оказалось. Но другой студент, более находчивый, чем первый, протянул руку в окно, сорвал ветку цветущего персика и преподнёс гостье. Та тут же открыла глаза, поблагодарила улыбкой, прошептала:

– Где я? В Армении? Тогда я прочту рассказ о вашей замечательной поэтессе!

И она с улыбкой, не потеряв сознания ни на секунду, прочла рассказ о присутствующей здесь поэтессе.

Поэтесса поднялась, приветственно помахала всем рукой, сказала несколько прочувствованных строк об Анне Ахматовой, когда-то переводившей её стихи. Молодо улыбнувшись, села на место.

Все дружно похлопали, все были рады, что любимая поэтесса находится среди них, такая же обаятельная, искренняя, талантливая и прекрасно выглядит, несмотря на свои семьдесят с лишним лет.

Наконец взоры присутствующих обратились к последнему из московских гостей, он ожидал выступления с гитарой в руке.

Он встал, тряхнул длинными белокурыми волосами, сверкнул бледно-голубыми, как московское небо, глазами и запел взволнованно и страстно о Весне, Любви, Красоте.

Лица присутствующих озарились улыбками. Краски жизни явственно заиграли на них. Девушки широко раскрывали глаза, краснели, прикладывали ладони к пунцовым щекам, преподавательницы вздыхали, мечтательно смотрели в окна, на ветки цветущего персика, юноши хмурили мужественные брови, двигали желваками, скрежетали зубами.

Бард пел всё громче, всё взволнованнее. Он подпрыгивал, метался по сцене, его русская душа рвалась и пела, устремлялась навстречу слушателям, и они были готовы вскочить с места и побежать к нему, заключить его в объятия.

– Москва! – пел артист. – Московское небо, московские дворики!

– МХАТ. Ефремов. Смоктуновский, – шепнул кто-то из слушателей.

– Москва, Площадь Маяковского. Я там пять лет учился, – шепнул другой слушатель.

– Хочу я быть с любимой рядом! – озорно, весело запел артист, – а с нелюбимой не хочу!

Зал взорвался аплодисментами.

– Представляешь! – вскочил с места, обнял друга студент-первокурсник. – Он поёт: «Хочу я быть с любимой рядом, а с нелюбимой не хочу!» Не хочет! Молодец!

– Молодец! – завопил его друг.

– Москва – Ереван! – закричали во дворе.

Проректор Гаянэ Хачатуровна встала и закрыла окно.

– Про Арбат спойте, про Арбат можете? – закричала похожая на армянскую царевну девушка с золотым ожерельем на шее и глазами, как синие сапфиры.

– Ах, Арбат, мой Арбат, ты моё отечество, – сходу включился певец.

Все в зале запели вместе с ним. Температура за окном и внутри аудитории поднималась всё выше.

– А как здоровье Булата Шалвовича? – спросил кто-то из зала.