Лени Фич: Узлы времени

Этот вороватый Ральф поддержит, что ли? Какой цинизм, а я? Как это безвременно? Я знаю, сколько мне лет.

Стоп.

Без временно.

Я огляделся. Действительно, пропал звук от огромных башенных часов, который всегда был слышен в моей комнате, окно которой было под крышей дома и выходило на площадь как раз рядом с часовой башней. Скрежет часового механизма был всегда слышен. Я выглянул в окно. На башне был просто круглый диск без стрелок и цифр. Я кинулся вниз по лестнице из дома на улицу, по улице к дому часовых дел мастера. Его дом был одним из самых богатых в нашем местечке. Его семья делала, продавала и чинила часы всем в округе. И в его доме все стены были в часах. Я влетел туда, даже не обратив внимания на дверь. Была ли она открыта или закрыта, не знаю. Я оказался внутри и замер от ужаса. На всех часах исчезли стрелки и цифры, они все были с пустыми циферблатами.

Время было стерто.

Ладно, подумал я, солнце встанет и снова будет день и кончится эта ночь. Придёт время дня вместе с солнцем.

Темнота тем не менее не проходила, и, сколько я ни ждал, солнце не вставало. Тогда я решил пойти ему навстречу. Мы всегда знали, с какого холма надо смотреть на вершину Альп на востоке, чтобы встретить рассвет. Я много раз ходил туда с детства, так что даже и на ощупь в темноте мог дойти до холма в предгорье. Я быстро пошел по улочкам, они были пусты и темны. Я вышел за город. Дорога вела меня к холму через туннель, который пробили под скалой, чтобы обойти опасный кусок дороги. Туннель был короткий, но как только я в нем оказался, он стал невероятно длинный, и ничего не было видно в конце его. Ничего не происходило, постепенно темнота становилась все гуще и скрывала очертания знакомого прохода. Если бы солнце взошло, оно осветило край туннеля. Но солнце не всходило.

Я замер.

Боже, я попал туда, где нет времени. Мысль, как жало, пронзила меня и пригвоздила к месту, как бабочку на булавку, которую я поймал летом и прикрепил к раме около зеркала в подарок маме. Нет времени, значит, ничего не может начаться. Утро не может наступить, и день не может начаться. Как же я глуп, что полез в этот туннель. Это фатально. Это конец без начала.

Это смерть.

Пусто.

Нет ничего движущего, спешащего, думающего и страдающего.

Нет мысли и нет движения, пусто и тихо.

Вечно.

Темнота полная.

Я не могу сказать, что это рай или ад. Там есть явные признаки хорошего или плохого для моей плоти, которая так бестелесно плыла в этом странном пространстве без время. Странная протяженность, не ровная в черноте своими сияющими бликами была неизменной. Нет времени, ничего не подвержено изменению и разрушению, так же, как и созиданию.

Бог, наверное, первое что создал так это место, оно вместилище всего. Если это так, то оно было именно таким безвременным.

Потом…

Нет, потом не было. Весь парадокс в том, что потом может быть там, где есть время, а его нет. И нет этого потом.

Бог создал сразу и место, и время, иначе Бог есть сама смерть.

Ужасные мысли.

Хорошо, что дневники, никто кроме пишущего, не читает, иначе, уже было бы мне аутодафе.

Ужас.

Я в аду и раю одновременно, вернее, одноместно, так как времени тут нет.

Вечность.

Тут ничего не меняется, тут все постоянно. Как ошибаются люди, думая, что есть вечная жизнь. Это скорее вечная смерть.

Смерть.

Она возникла передо мной сразу, как будто только и ждала, чтобы её позвали. Она двулика. У неё прекрасный и безобразный лик, слитый в улыбке и гримасе. Я увидел самое главное – у неё в глазах пустота и нет надежды. Она обнимает тебя в кокон и воплощает твои мечты. Ты спишь в её объятиях или в неге на перинах, или на кольях в мучениях, и нет надежды на избавление от её крепких рук и её сладких губ, как кровь.

Боже, как ты мог породить такой мир без времени? Зачем? ТЫ ЕСТЬ ВСЁ… и даже сама смерть – это тоже ТЫ. Из твоих объятий нет выхода, мы загнаны в круг вечности твоей плёткой всевластия.

Зачем?

Я осознал, что беззвучно громко орал об избавлении от безвременья, что я не хочу вечности, так громко и сильно, что круг темноты вокруг меня рассыпался полутёмными волнами в черноте и начал пульсировать. Мой беззвучный крик начал отдаваться эхом тишины. Я почувствовал это. Сначала тихо, почти незаметно, потом волнами и всполохами, и вдруг взорвался множеством искр, которые двигались.

Потом.

Боже, оно появилось, это потом, и что-то началось…

Движение было неловким и беспорядочным, но оно было…

Я видел его там, где была только темнота. Я слышал шевеление там, где ничего не было. И это было начало там, где не было ни начала, ни конца, где было всё всегда и неразделенное.