Алексей Митрофанов - Мясницкая. Прогулки по старой Москве

Времени на размышления нет, и Щусев напряженно работает. Правда, настроение совсем не творческое. Алексей Викторович понимает, что если что не так – ему конец. В самом банальном, физическом смысле. А страх – далеко не лучшая подмога в творческом процессе.

И Щусев пошел по простому пути – воспользовался уже веками проверенной идеей ритуального сооружения в форме египетской пирамиды. По сути он только разбил пирамиду на ярусы и отрезал верхушку. Была бы возможность подумать, поколдовать над разными вариантами – глядишь, и вышло бы что-нибудь оригинальное и самобытное. Но такой возможности не было.

К четырем часам утра готов эскиз, проставлены размеры. Конструкторы приступили к расчетам. Еще через несколько часов на Красной площади, под Кремлевской стеной вбиты колышки. Копать некогда, да и не поддастся мерзлая земля. Вызвана бригада подрывников. Котлован не роют, а взрывают. Здесь же – до костей промерзший, смертельно уставший, не блещущий юношеским здоровьем архитектор. Он уже не боится. Ему не до этого. Главное – успеть. И стараться не задумываться – что же будет, если опоздаешь.

Первый, временный Мавзолей построили всего лишь за четыре дня и пять ночей. Последние рабочие покидали объект, когда на площадь вносили тело вождя. Щусев успел, как говорится, чудом.

Алексей Викторович получил правительственную благодарность. Все сделанные им дореволюционные православные храмы заслонил храм новому, советскому вождю. Естественно, именно этот архитектор построил и второй, тоже деревянный, и третий, уже гранитный, Мавзолеи. Власти абсолютно доверяли Щусеву – ведь как только возник Мавзолей, он сделался официально признанным главным советским архитектором.

* * *

Правда, Алексей Викторович не сумел, как говорится, удержаться на плаву. Дело в том, что еще будучи гимназистом, лишь только увлекшимся архитектурой и помогавшим своим знакомым делать беседку на даче, Щусев освоил жесткий и авторитарный стиль общения с подчиненными. Он их называл «своими инструментами», следил за тем, чтобы они были накормленными, выспавшимися, согретыми и не употребляли водку – как любой рачительный хозяин, он за «инструментами» следил. Но при новой власти «инструменты» получили новые возможности. Каково же было изумление Алексея Викторовича, когда один из его подчиненных, художник Никифор Тамонькин вдруг заявил, что проект мавзолея Щусев украл у него.

Тамонькин писал: «А.В. был человеком, не терпящим каких бы то ни было помощников, а тем паче меня: в силу моего крестьянского воспитания и малого образования он смотрела на меня так, как американец или англичанин смотрит на цветного человека, считая его неполноценным… Я – бедный крестьянский сын, батрак, он – отпрыск зажиточных родителей, воспитывался в дворянской среде. И сам вспоминал (хотя это он говорил еще до революции), что учился в одной гимназии с Пуришкевичем… Моя трудовая жизнь была отдана славе и наживе А.В.»

При новой власти именно крестьянин и батрак считались людьми первого сорта, а дворянское воспитание воспринималось как несмываемое пятно. Однако никаких серьезных последствий для Алексея Викторовича заявления Тамонькина не имели – власти абсолютно доверяли архитектору номер один. Гроза разразилась позднее, в тридцатые годы, после того, как Щусев выступил на архитектурном съезде. Это было даже и не выступление, а всего лишь одна фраза. Молотов произносил гневную речь по поводу того, что уважаемые и маститые архитекторы доверяют начинающим коллегам магазины, школы, бани и прочие заурядные объекты, а себе выбирают проекты дворцов.

– Следовало молодежи поручить дворцы? – подал саркастическую реплику Алексей Викторович.

Осторожность изменила архитектору. Подобные высказывания в те времена были недопустимы. Молотов повернулся к Щусеву и произнес:

– Если вам не нравятся наши установки, мы можем дать вам дать визу за границу.

Вскоре после этого последовало очередное обвинение в воровстве. В газете «Правда» были опубликованы письма молодых архитекторов Савельева и Стопрана. Авторы утверждали, что Алексей Викторович украл у них проект гостиницы «Москва». Маститый зодчий превратился в мальчика для битья. Во всех архитектурных мастерских шли собрания, на которых осуждали «зарвавшегося буржуазного архитектора».

Около года Щусев был в опале. Но былые заслуги, а также умение Щусева заводить нужные связи и пользоваться ими все-таки сделали свое дело. Реабилитация прошла довольно быстро и унизительно для Савельева и Стопрана. Президент Академии архитектуры А. Веснин неожиданно показал им фотографию и задал вопрос: что здесь изображено.