Наталия Родина - Колхозные байки. Рассказы

Другой раз Нина Ивановна домой пьяная явилась, сумку в угол и спать. А утром сумку хвать, обалдела, тяжелая – жуть! Глянула, а в сумке два селикатных кирпича. Видать с работы притащила вчера и не заметила, опять Ванькины проделки, небось. Не утерпела, в бухгалтерии рассказала, опять хохотали до слез.

А однажды совсем не до смеха было главбушке: пропала печать со стола. В кабинете, кроме ее еще работники сидели, и никто не заметил, когда она исчезла, за день то много народу у них перебывало. Начали искать, всю контору «прошерстили», нет нигде и точка. Председатель печать требует, пришлось колоться, что потеряли. Нина Ивановна за сердце держится, а он ее мат перемат. Бахнула она валосердину полрюмки, начали по минутам день вспоминать, кто заходил, и кто мог вынести печать незаметно. Все сошлись на Ваньке, кроме некому. Пошла его жена искать, отпирается: не брал и все тут. Поверили, еще день искали да голову ломали, всем уж не до шуток. Заходит тогда Ванька в бухгалтерию с неприкаянным видом, все даже обрадовались, что же он выдаст. А он участливо так и спрашивает:

– В печи то искали, дуры?

Мы всем скопом к печке, только дверку дернули на себя, печать то и вывалилась. Нина Ивановна на радостях Ваньку обнимать начала, а когда увидела что бухгалтера ее со смеху «умирают» тоже очухалась, да как заедет Ваньке «леща» по харе. Ну, тот на улицу и был таков, одно слово Ерой, бить то уж не за что – печать «нашел».

Дорог то еще хороших не было, как ехать в райцентр, так ночью возвращались. Ждет Ваньку домой жена из рейса, ждет, нет и нет его. Приперся чуть не утром пьяней вина. Зойка на работу злая пришла, да и как не злиться, если ездил-то Ванька с главбушкой. Нина Ивановна пришлепала на работу к обеду, тоже еще не проспалась, под носом синяк на губе недвусмысленный. Как глянула на Зойку, так и оправдываться начала:

– Вчера еле домой справилась от гаража, темень-глаз выколи, всю дорогу падала. Ванька – гад, не довез до дома, вон и пальто не смогла отчистить.

Зойка молчит, в ухе спичкой лазит, сама надутая, видать с мыслями собирается. Соседки по кабинету голову в плечи втянули, незаметные сделались, знали: сейчас «ураза» грянет. И «ураза началась»:

– Явилася, не запылилася, на харю то свою в зеркало с утра смотрела? Засосы выше носу! – выдала с вдохновением Зойка.

Все затаили дыхание, мертвую тишину снова Нина Ивановна нарушила:

– Что ты Зоя, вот те крест, перед тобой невиноватая!

Та невозмутимо продолжала:

– Розлучницы вы семейные, обмылки колхозные с Муркой то. Ладно, она – кроличьи глаза бессовестные (у Надьки глаза всегда, почему то болели), а ты-то мужа бы постыдилась и своих детей.

Бабы из бухгалтерии начали, пригнув голову, в коридор выползать, смеяться за столом не решались и вообще не знали, как реагировать от неожиданности. В коридоре только уж попадали в кучу от хохота, а кто-то, зажавшись, мчался в туалет, невмоготу было. Зойка орала на полную катушку, да так что стены заходили ходуном и штукатурка посыпалась. Нинкин голос то пропадал, то выныривал отдельными жидкими обрывками между Зойкиных убойных тирад. Хорошо хоть без «волосянки» обошлось…

Остаток дня каждый из бухгалтерии сидел, словно шпагу проглотивши, только по счетам наяривали (электронных то машин еще не было).

А представьте себе, что в эти дни Ванька пережил.

Жил бы Ванька без прикрас, как все, да токмо все не получалось, то одно, то другое. На работе директора возить – «жисть» не сахар, дома тоже режим «Пиночета» – Зойка. Вставал Ванька с зарею, лето – косить траву на сено до работы да колорадских жуков собирать на картофельнике, зиму – печи топить, скотину кормить. Зойка свое дело тоже знала туго и ему спуска то не давала. Как то Зойка в санаторий укатила. Договорились, что Ванька сам корову доить будет, да и то сказать двадцать дней срок немалый, кто согласиться, а корова то строптивая была, однако.

Уехала Зойка, Ванька вздохнул облегченно, унесло осу и ладно, Слобода! Наступило первое утро без Зойки. Одел Ванька Зойкин платок на голову, халат ее подпоясал и в хлев. Корова его миролюбиво обнюхала, краюху посоленную приняла. Помыл вымя Ванька, дерг за соски, плоховато получатся, а корова то его уже рассекретила, деликатно отодвинулась, «размышлят», что дальше то делать. Ванька тоже «размышлят», издалече корову форсирует. Только подвинет под собой стремянку, а корова уж опять переступила, отодвинулась, «ездил» он за коровой по хлеву целый час, потом обливаясь, так толком и не подоил, да и на работу опоздал.