Ольга Скляренко - Жили-были сказки…

– Представляешь, и экзамен-то был пустяковый, – продолжил он, – я курировал девушку одну, Марфушеньку, ну знаешь, предмет у нас такой есть, ангельское шефство.

Я кивнул.

– И все ведь шло хорошо. В доме достаток, родители любят, ничего для доченьки не жалеют, ну и я, само собой, стараюсь, Марфушу берегу, ангельским крылом прикрываю. Марфуша еще не оступилась, а я уже соломки постелил. В общем, все по учебнику.

Он замолчал и закинул себе в рот горсть хрустящих чипсов.

– И тут, представляешь, у ее сестрицы сводной, Настеньки, у которой не жизнь, а ацкий треш, вдруг поперло. Подвернулся какой-то Морозко, и сразу и слава, и бабло, и женихи. Ну и моей Марфуше захотелось. Я, конечно, постарался. Снарядил ее к Морозке, как положено, ну чтоб и шубка теплая, и в термосе чаек горячий, и самооценку Марфуше приподнял, чтоб она, понимаешь, перед Морозком этим не оплошала, и…

Тут он махнул рукой, отвернулся и глухо сказал:

– А все эта чертова Настенька…

Я молча крошил чипсы. Настенька была моим экзаменом. Честно говоря, очень легким экзаменом – заключение с человеческим индивидуумом договора о продаже его бессмертной души. Человек тебе душу, а ты ему любовь, бабло и прочие ништяки. Классическая многоходовка Фауста-Мефистофеля. Такой экзамен из наших никто не заваливает.

Почти никто. И почти никогда.

– Привет! Как дела?

– Пвивет, фсе новмално, – пробормотала Галя, безуспешно пытаясь проглотить кусок шоколадного торта.

– Галя! Ты что там, опять жрешь? – строго сказала трубка голосом Петровой.

– Нееет, не жву, – вяло попыталась оправдаться Галя.

– Галя, не ври мне!

– Я не вву, – Галя облизала стекающий по пальцам крем и виновато улыбнулась, – я яблоко ем.

– Галя, – в голосе Петровой отчетливо послышались стальные нотки комиссара НКВД, – Галя, какое яблоко? Ты, когда вообще в последний раз яблоко ела?

Позавчера, хотела сказать Галя, в яблочном штруделе, с изюмом, корицей и молотыми орехами, но промолчала.

– Галя? Ты еще тут? – строго поинтересовалась трубка.

– Угу, – угукнула Галя.

– Это хорошо, – Петрова на другом конце удовлетворенно вздохнула, – Галя, я как раз по этому поводу тебе и звоню. Нам что-то надо делать с твоими килограммами.

– Не нам, а вам, – хихикнула Галя.

– Нет, вот именно, что вам, в смысле тебе, – в трубке что-то возмущенно затрещало и захрипело.

Галя воспользовалась паузой и откусила очередной кусок торта. С вишенкой.

– Галя, – сурово возвестила Петрова, прокашлявшись, – во дворце культуры в субботу проходит тренинг «Я вас всех худеть заставлю». Очень эффективный, Галя. Приглашаются все желающие. Но, разумеется, это недешево.

Петрова выдержала многозначительную паузу.

– Зато эффективно. Ты помнишь Кобылякину?

Галя не помнила, поэтому ограничилась нейтральным «ммм».

– Так вот, Кобылякина после такого тренинга похудела на 46 килограмм! Галя, ты хочешь похудеть на 46 килограмм?

– Ммм, – невнятно промычала Галя.

Петрова, посчитав ответ утвердительным, радостно хохотнула в трубку.

– Замечательно, Галя. Так что, бери в руки свой толстый зад и дуй на тренинг. И деньги, деньги не забудь!

В зале дворца культуры было мрачно и сыро. Галя зябко поежилась. Рядом с ней удобно расположилась эдакая настоящая кустодиевская красавица – румяная, чернобровая, толстая русая коса уютной змеей пригрелась на шикарной необъятной груди.

– Чо, подруга, тоже пришла жир сгонять? – соседка весело ткнула Галю в бок мягким локтем и хохотнула, отчего ее необъятная грудь плавно заколыхалось.

Как фруктовый пудинг, подумала Галя и сглотнула слюну.

– Молчайт!

Галя вздрогнула и инстинктивно перевела взгляд на сцену. На сцене стояла женщина в узких черных кожаных брюках и черном топе. Все в ней было острым и угловатым: высокие острые скулы, острый крючковатый нос, острые локти и коленки, острые ключицы и острый костлявый зад, сексуально оттопыренный. В когтистых руках, украшенных кроваво-алым маникюром, поблескивала железная указка. Галя невольно поежилась.

– Молчайт! – снова взвизгнула инструкторша, – всем молчайт! Слюшайт сюда! Вы фсе – жырный свинья. Я буду изгоняйт фаш жыр!

Инструкторша звонко рассекла указкой воздух.

Спустя два часа ошеломленная Галя вместе с другими притихшими женщинами выходила из зала. Пот струился по спине и прохладным ручейком затекал в трусы.

Прошло три дня. При виде еды Галю мутило, но при этом отчаянно хотелось есть. Галя ревела, выбрасывая в помойку свои любимые марципановые пирожные и заварные эклеры, политые шоколадом. Хотелось убить Петрову. Петрова предусмотрительно не звонила.