Алексей Митрофанов - Солянка. Прогулки по старой Москве

Кто сейчас станет стараться ради этого копеечного варева – замачивать, выстаивать, цедить и хлопотать? Гораздо проще и возвышеннее африканский ройбуш или сенча из Японии. Правда, для нас подобная экзотика – уже обыденность, а по-настоящему экзотичным, пожалуй, оказался бы как раз кисель из овса.

* * *

Рядом с гостиницей стояла (а теперь торчит на фоне пустыря) малюсенькая церковь Зачатия Анны, что в Углу (пока было живо Зарядье, говорили «в Кривом переулке»). Древняя (но неоднократно перестраиваемая, последняя «версия» относилась к 1802 году, однако во время реставрации в 1950-х годах совсем уж поздние пристройки убрали) и удивительно компактная, она считается одним из самых ценных памятников зодчества. Хотя существовал вполне реальный шанс ее утратить. И разрушители эпохи СССР здесь не при чем – беда над ней нависла много раньше, в 1889 году. Газеты сообщали: «Вчера, 14 января, в 6 часу вечера, дано было знать пожарной команде городской части о начавшемся пожаре в Зарядье, в церкви Зачатия св. Анны. По прибытии пожарных оказалось, что под церковью, в подвале со сводами, где находился склад грецких орехов крестьянина С. Ф. Карева, горели мешки. Сильный дым, пробивавшийся в щели пола, наполнял внутренность храма. Пожарные, сломав двери подвала, вскоре потушили огонь без вреда зданию. Сгорело несколько мешков с орехами. Причину пожара относят к неосторожному обращению с огнем какого-либо из рабочих Карева, ходивших во втором часу ночи в подвал за товаром. Убыток не приведен в известность. По случаю пожара в храме всенощной не было. Отводить подвалы церквей под склады товаров – едва ли уместно».

Эх, наивная душа – автор заметки. В те времена складировать товары именно в подвалах и подклетах храмов было делом самым верным и обычным. Там реже воровали, там ниже арендная плата. Опять же, доступ круглосуточный – хоть ночью, в два часа. И виноват был не Карев со своими грецкими орехами, а общемосковская, да что там – общероссийская, практика.

(Впрочем, этой церкви было не привыкать гореть. Еще в 1493 году один из документов сообщал: «Из города торг загорелся и оттоле посад выгорел возле Москву-реку до Зачатия на Востром конце и по Васильевский луг, и по все Святые на Кулишки и Стретенска улица вся выгоре до Всполья и церковь камена Оусретение горе. И много бо тогда людем скорбости бысть: больший двою соть человекъ згоре людей, а животов бесчислено выгоре. А все то погоре единого полудни, а летописец и старые людие сказывают: как Москва стала, таковъ пожарь не бывал». )

Спустя всего пять лет церковь опять попала на страницы газет. В «Московском листке» вышла статья «Святотатство»: «5 января, в 11 часов утра, в церкви Зачатия Анны, что в Кривом переулке, мещанка Степанида Бордукова, 34 лет, прикладываясь к иконе Успения Пресвятой Богородицы, бывшими при ней ножницами отрезала золотой крестик и хотела скрыться с ним, но была замечена, и брошенный ею крестик найден за бочкою во дворе. Преступница в святотатстве созналась».

Так и представляется эта история (произошедшая, опять же, вскоре после празднования Нового года, что-то в этом, вероятно, есть). Тридцатичетырехлетняя баба (по нынешним временам – девушка) приходит в храм якобы молиться, но на самом деле на уме у нее другое. Вооружившись ножницами, девушка Степанида – цап! – и перекусывает ими хиленькую цепочку золотого крестика. А после понимает, что ее заметили. И выбегает во двор, и несется к спасительной бочке (вероятно, с краской или же с капустой квашеной), и успевает-таки сбросить крестик! Да не тут-то было! Бдительных московских богомольцев на мякине не проведешь!

Вина доказана, преступница созналась. И не в воровстве, а в святотатстве – потому что в этом случае важнее был не сам факт кражи, а то, где и у кого крадут.

* * *

Впрочем, для многих этот храм был олицетворенным воплощением христианства – с его таинствами, сказкой, свечным духом. Уже упомянутый житель Зарядья И. А. Белоусов даже посвятил ему трогательное стихотворение:

Это, конечно, не воспоминания Шмелева, но тоже достаточно трепетно. А при желании этот стишок можно и петь во время мирного застолья – на мотив «спой мне песню, как синица тихо за морем жила». Светлого умиротворения в компании значительно прибавится.