Борис Дрозд - Любовные проказы и шалости

Но вот бабы разошлись, – одна из них вошла в этот подъезд, а другая потащилась в соседний. Выждав еще некоторое время Бобков подошел к входной двери в подъезд и набрал на табло домофона код нинкиной квартиры. Услышав низкий грубоватый голос своей любовницы: «Кто там?» – Бобков по условленному знаку спросил:

– Извините, это дом двадцать шесть корпус два?

На это ответа не последовало, – Нинка просто нажала кнопку домофона, открыла подъездный замок и впустила любовника в подъезд – как это обычно бывало.

Он поднялся на шестой этаж, – лифтом в целях конспирации Бобков не пользовался, – постоял и только после этого постучал условленным стуком – два обычных стука, а последний – двойной, дробный, – электрический звонок в квартире кузнеца не работал.

Дверь тотчас же отворилась, и любовница впустила своего дружка.

– Ты чего так поздно, Аркаш? Он уже давно ушел…

– Пешком к тебе топал, аж задубел весь, автобусов почти час не было…

– Ну, проходи в комнату, я сейчас…

Бобков проследовал в комнату, сел в кресло и сразу же стал открывать шампанское, а его любовница – грудастая, пышнотелая бабенка – прошла в кухню собирать чего-нибудь на стол.

Однако, не прошло и четверти часа, только они устроились каждый в своем кресле у журнального столика, напротив телевизора, не успели даже шампанское по бокалам разлить, как вдруг в дверь застучали. Бобков вопросительно вскинул брови и посмотрел на побледневшую Нинку, у которой округлились глаза.

– Это муж, – со страхом и изумлением прошептала она. – Это он вернулся… С какой бы это стати?

– Откуда ты знаешь?

– Только он так ладошкой в дверь стучит, больше некому… Давай скорее на балкон!

Бобков быстро вскочил с кресла, шагнул к балконной двери, отодвинул портьеру, открыл балконную дверь и вышел на балкон. Нинка сунула открытую бутылку за кресло, мигом убрала в сервант бокалы, смела в руку со стола блестящую обертку от бутылки вместе с пробкой, сунула все это в карман халата, а затем тихонько, на цыпочках, стараясь не скрипнуть половицами, потащила тарелки с закусками обратно в кухню.

В дверь застучали еще нетерпеливее.

Сунув тарелки в холодильник, она также на цыпочках перебралась из кухни в зал, а затем – на балкон, где ожидал ее ошарашенный от такого неожиданного поворота событий любовник.

– Что будем делать? – спросил он.

С мучительным выражением лица, ломая руки, Нинка прошептала:

– Аркашенька, миленький, больше делать нечего, спустись, ради бога, по балкону на нижний этаж, иначе он нас обоих убьет! Он же ревнивый – ужас!

– Да ты что, шутишь? – в изумлении прошептал любовник.

Он глянул вниз и обомлел – если сорвешься, убьешься ведь точно, бесповоротно. И хотя балкон нижнего этажа был рядом и, вытянувшись, можно было, держась руками за балконные прутья, достать ногами до перил нижнего балкона, но он не акробат и не каскадер, чтобы совершать такие трюки.

– А что делать, Аркашенька? Умоляю тебя, миленький, спустись, он же нас просто задушит!

– Не, ну ты даешь! Подстрахуй меня хоть веревкой…

– Да ты что? Какая сейчас веревка! Пока я ее распутаю и сниму, он дверь вышибет…

В железную дверь уже застучали не ладошкой, а кулачищем, и грохот стоял на весь подъезд, а потом несколько раз в дверь пнули ногой, и Бобкову даже послышался из-за дверей басовитый голос кузнеца, исходившего матерными ругательствами.

Бобков понял, что наступила критическая минута не только в его любовных похождениях, но и во всей жизни – теперь либо он убьется сам, либо его убьет кузнец, Нинкин муж – эта здоровенная детина просто сожмет его в своих объятьях и спокойно задушит, так что он даже не пикнет.

– Аркашенька, ну что ты медлишь? Давай быстрей!

– А там ниже кто живет?

– Я даже не знаю! Мы же здесь всего второй год живем, я даже в лицо мало кого знаю…

– На смерть ведь обрекаюсь, Нинк? – тихо прошептал любовник, глядя вниз через перила. И тут спохватился: – А туфли? Где мои туфли и куртка?

– Лезь давай, сейчас туфли сброшу, а куртку потом заберешь, я ее сейчас спрячу…

– Господи, спаси и сохрани раба божьего Аркадия Бобкова… – крестясь, шептал Бобков.

Хоть и был он неверующим, но перекрестился по обычаю многих, кто идет на дело, полное смертельной опасности – это он часто видел по телевизору в многочисленных сериалах. После этого он перелез осторожно через перила и стал спускаться вниз, держась за прутья и вытягиваясь во весь рост. Несколько секунд он, повиснув над бездной, сучил ногами в поисках опоры, пока, наконец, не нащупал перила нижнего балкона. Благо на нижнем балконе были три бельевых шеста, прикрепленные проволокой к решеткам. Бобков, почувствовав под ногами опору, затем ухватился одной рукой за шест, потом второй рукой за другой шест, спустился ниже, на балконный выступ и вскоре, путаясь в развешенном на балконе белье, благополучно перелез через перила.