Ян Бовский - Белый рояль, чёрный туман

– Что ты там застрял? – Леонид показался на крыльце дома, оттащив чемодан. – Пошли поедим чего-нибудь.

В это время гость мыл руки под алюминиевым умывальником – всё под тем же, что полжизни назад! Хозяин дачи поставил машину в старый дедовский гараж, обшитый листами железа и покрытый шифером.

– Не боишься, что упрут твою красавицу? – спросил Владислав на пороге дома, кивнув на гараж.

– Да ладно! Это он с виду древний, а внутри сигнализация и всякие прибамбасы, – отмахнулся Леонид.

– А собаки у тебя нет? Или кошки? – задал следующий вопрос Кречетов, окинув взглядом пустой двор. – И вообще, ты что, один как перст? Неужели это продолжение той давней истории? Ну, с профессоршей… Могу я тебя спросить на правах друга детства?

Владислав с опаской глянул на друга, но того, на удивление, нисколько не смутила такая прямолинейность, он охотно отреагировал:

– Мучить тебя не буду, расскажу всё без утайки, а то ещё умрёшь от любопытства, а это не в моих интересах. Только прежде давай выпьем по чашечке коньячка.

В ответ Кречетов лишь озадаченно хмыкнул.

На кухне наследник дачи достал из дедовского буфета красного дерева гранёную бутылку коньяка и два коньячных бокала в форме тюльпанов. Бутылка была начатая. Он открутил пробку и разлил содержимое по бокалам, наполнив ровно на четверть.

– Иначе будет неважно, правильно ли мы выбрали форму бокала, – повторил ехидно Лёнечка слова рекламы из какого-то гламурного журнала о коньячной посуде. Потом открыл холодильник и с гордостью выставил на стол глубокий салатник и тарелку, накрытую салфеткой:

– Вот селёдочка под шубой, сам делал! Сыр, пожалуйста…

Потом подплыл к плите, снял крышку со сковородки и… накрыл, будто вспомнил о чём-то очень важном.

– Слушай, я забыл переодеться, – виновато сказал он, – пойду-ка сниму эти ангельские одежды. Может, тебе тоже дать что-нибудь на сменку? – предложил он гостю.

Тот отрицательно помотал головой:

– Тогда уж сразу в душ и спать. Устал я как чёрт. Я ведь сегодня ночевал на скамейке. Как бомж. Мне кажется, что всё, что сегодня было, – было не со мной.

– На скамейке?! – кустистые чёрные брови Лёни выскочили на лоб. – Ты меня убил, Кречетов. Ты – на скамейке?! Это из разряда невероятного! Может, объяснишь?

– Ты шёл переодеваться, – увернулся герой дня от неприятного вопроса и посмотрел в окно. Начинало темнеть.

Леонид вернулся через пять минут в шортах с оттопыренными карманами и ядовито-жёлтой футболке. Похожий на румяного колобка, довольный и неунывающий. Быстренько разложив по тарелкам аппетитную жареную картошку с яичницей из сковородки, Лёнечка бухнулся на стул, взял изящным движением бокал и, пододвинув к Владу салатник с «шубой», сказал торжественно:

– Ну, брат, поехали, за встречу!

– За встречу, – Кречетов пригубил коньяк и поставил бокал на стол. – Знаешь, я стараюсь не увлекаться. Бокал вина, и то редко. Меня алкоголь выбивает из колеи, – он нахмурился. – Хотя что теперь беспокоиться? Поезд сошёл с рельсов, и машинист дисквалифицирован.

– Так уж дисквалифицирован, – принялся утешать школьного товарища Беленький. – Бывает. Не ты один провалил конкурс Чайковского. С тобой-то всё ясно. А сколько наших скидывали после второго тура без объяснений! Тот же Король. Помнишь Лёшку Короля? Он, как ты, после второго курса с гастролей не вернулся, завис в Европе. На прошлом конкурсе только о нём и говорили: «демонический пианист с лицом ребёнка»! Играл так, что от аплодисментов штукатурка в зале с потолка обваливалась. И что? Его назвали вольнодумцем и отстранили от участия в конкурсе. Так что не убивайся. Тебя хоть по живому не резали. Расскажи лучше, какой чёрт тебя дёрнул приехать на «чайник»? На кой он тебе сдался? У тебя и так всё неплохо, верно? А «чайник» нынче – как проходной двор: играют все, кому не лень.

– Домой захотел, Лёнь, – удручённо проговорил Владислав. – Надоела чужая жизнь. Думал, отыграю в Чайковском, и «ноу проблем». Я ведь там побеждал, – Кречетов кивком головы указал на гипотетический Запад, – а думал об этом конкурсе. Хотел обозначиться в своей стране, устроить здесь свою жизнь. Теперь это невозможно: я упустил шанс стать лидером, упустил призовой ангажемент концертов, а это, сам знаешь, известность, востребованность, деньги – всё! Само собой, о повторении говорить не приходится, мне ведь тридцать третий пошёл. Это значит, я выброшен на обочину и буду влачить жалкое существование никому не известного пианиста Кречетова, презренного неудачника. Лузер, одним словом. Надо всё называть своими именами.