Александр Ралот - Экскурсии

Глаза кошки нестерпимо болели. И Мурка поняла, что дорогу к заветной двери надо забыть навсегда, как можно скорее. С большим трудом отыскала во дворе норку, да и поселилась там. Весной и летом жить ещё было можно, но вот зимой стало совсем худо.

***

Что-то мягкое и тёплое упёрлось в её нос.

– Что ты тут делаешь, в моём подъезде? – Промурлыкал здоровенный, абсолютно белый кот и медленно, не торопясь, выгнул спину. -Лично я в первой квартире живу, а ты где? Ты из какой ква-ррррр -ти -ры будешь? Мурррр. Что-то я тебя раньше в нашем подъезде не встречал?

Кошка спросонья не поняла, бояться ей этого белого гиганта или нет. Она открыла глаза, уставилась на пришельца и молчала, только слегка подрагивала.

– Да не бойся ты? Мы же с тобой одной крови. Мы, того, мы – хищ-ни-ки, вот. Меня Барином зовут, а тебя как?

– Мурка, – она поднялась и тоже выгнула спину.

– Есть хочешь? – Барин поднёс лапу ко рту. На тот случай, если собеседница вдруг не поняла, что он ей сейчас предлагает.

Кошка быстро облизнулась, показывая, как она будет благодарна, если её угостят.

– Я сейчас, – крикнул на ходу кот и стремглав метнулся к полуоткрытой двери, расположенной тремя ступеньками выше.

Спустя минуту он положил перед дамой ароматно пахнущую котлету.

– Со стола утащил. Там их много, моя поэтесса и не заметит. Что она их, считать будет что ли! Да и вообще, котлеты же для меня жарят. А уж я их сам ем или угощаю кого, это моё дело. Правда?

– Как ты сказал? Поэтесса? – Жадно поглощая угощение, переспросила Мурка.

– Ну, да поэтесса. Дама, которая со мной в одной квартире живёт. Стихи пишет. Никак не поймёт, что это не я у неё живу, а она у меня в доме, милостиво обитает.

Мурка проглотила остатки угощения и теперь тщательно облизывала мордочку, надеясь отыскать там ещё какие-то крохи.

– Вот ты сама подумай. Когда жильцы в новую квартиру въезжают, они кого первым делом туда пускают, а? Нас, котов! А знаешь почему? Потому, что двуногие так нам дают понять – вот тебе Барсик, Мурзик, Пушок новое жилище. Иди выбирай место, где тебе, дорогой ты наш котик, спасть будет удобнее. И стоит нам улечься где-нибудь, как люди туда немедленно тащат кровать или диван. Что бы нам, пушистикам, лежалось помягче. Если хочешь знать, так моя «сожительница», ну поэтесса эта, вообще передо мной на колени становится. Да, да. Так и говорит, «вылезай Барин из-под дивана, я тебе ещё целых три катрена не дочитала».

Мурка щурила глаза и размышляла, как бы намекнуть этому сытому верзиле, чтобы он вместо пустой болтовни ещё за одной котлетой смотался?

– Что ты на меня так уставилась- продолжал свой монолог Барин. – Я существо интеллигентное, воспитанное, поскольку телевизор смотрю регулярно и не какие-то американские боевики, а исключительно канал «Культура». Под него засыпать гораздо приятнее, ни тебе воплей, ни взрывов. Если хочешь знать, у меня есть даже свой любимый литературный герой.

Мурка открыла рот от удивления, а может быть просто хотела зевнуть.

– Князь Мышкин. Человек, а фамилия Мышкин. Представляешь, каково двуногому с такой фамилией живётся! Страдания одни, а не жизнь. А ты, как я погляжу, ничего, симпатичная кошечка, просто муууурррр. Ну так, я продолжу, с твоего позволения. На чём я остановился. Ах да, на интеллигенции. Нет, ну ты посмотри, у меня, на тебя глядучи, что-то там между ног, в районе хвоста зашевелилось. Странно. Очень странно. Сейчас ведь зима, до марта ещё далеко. Надо срочно сменить тему разговора. Мы же с тобой о культуре говорили. Так вот, я целых одиннадцать месяцев существо исключительно культурное. Хожу, сама понимаешь, исключительно в лоток. Голос подаю, только тогда, когда нужно потребовать то, что потом, через некоторое время, в лоток. – Барин уже во все глаза пялился на Мурку.

– Короче, только в марте, и только в марте, мяу, я позволяю себе расслабиться. Моя поэтесса в этот месяц празднует международный женский день. Я же в конце концов мужчина, мне тоже хочется вам, кошкам, сделать что-нибудь приятное. Конечно, для этого мне приходится лесть аж на крышу, а как же без этого. Но я же не позволяю себе приводить в дом приглянувшуюся особь. А моя поэтесса? Она мало того, что приводит, так ещё вытворяет с этой особью такое, что хоть на крышу лезь, а лучше сразу на телебашню. После таких визитов у нас уже не благоустроенная квартира, а самый настоящий чердак, со всеми вытекающими последствиями. У меня просто шерсть дыбом встаёт и дня три на место не возвращается. И куда только исчезает её поэтическая натура? Утром, после такого шабаша, наступает на меня босыми ногами, будто бы я не домашний любимец, а банальный белый коврик, китайского производства. И вообще, в эти дни такие словосочетания произносит, такие перлы выдаёт, что у меня уши опускаются, как у собаки известной породы. Бывало притащит в дом какого-то бородатого, дурно пахнущего верзилу, а меня за дверь. Мол, Барин, извини, мы тут с товарищем будем готовить документы к отчётно-перевыборному собранию. И это в три часа ночи, представляешь! Хоть бы врать научилась. Сиди тут в подъезде, мяукай, пока они дебаты там проводят. Тоже мне, люди называются. А недавно так вообще учудила. Оставила меня одного. «Барин, вот тебе еда, а я уезжаю на симпозиум. Веди себя прилично. На шторах не катайся, мышей не лови. Их у нас всё равно нет, а ты в пылу охоты кучу посуды переколотишь!» Уехала вся из себя такая красивая, напомаженная, а вернулась! Лахудра лахудрой. Один глаз совсем заплыл, клок волос в руке зажат, о пуговицах и порванной юбке я вообще умолчу.