– Ну и пожалуйста! – я отложила сковородку в сторону. – Тефаль ещё об тебя марать!
За полгода нашей «любви» я привыкла к его перебежкам. Первая была величественная, словно исход иудеев из Египта. Всполошились обе стороны. Жене он сообщил, что не вернётся никогда, а меня заверил, что пришёл навсегда. Но, как выяснилось позже, категории вечности в его трактовке имели водевильный характер, и два последующих «никогда» и «навсегда» произвели на нас меньшее впечатление.
В наших отношениях я всегда чувствовала себя андалусским бандитом Хосе из «Кармен», а он вёл себя как капризная, блудливая Карменсита. Причём мой «homme fatale» взял худшие черты от «femme fatale» – он, как полагалось, был бессовестный, вероломный негодяй и лгун, а вот магнетизм и роковая красота отсутствовали напрочь. Вечерами он пил пиво и ел куру-гриль, отращивая живот, и в спортклуб его было не загнать. Думаю, он знал секрет: мужчин в России мало, они в цене, и за них сражаются.
Я тогда работала в одном известном московском пятизвёздочном отеле. И однажды праздновала повышение по службе. Моя коллега Ритуся (коротко – Туся) пришла поздравить меня со «старшим менеджером». На её шее красовался внушительный бант кота Леопольда. Туся выпила полбутылки киндзмараули и, развязав бант, гордо продемонстрировала мне синяки.
– Это из-за косметолога, – заговорщицки подмигнула она. – Слишком долго делала мне эпиляцию.
– Шеи? – поразилась я.
– Да нет, зоны бикини… А муж потом меня душил, – она захохотала. – Ревнует, пакость такая!
Тусин муж волочился за каждой юбкой и при этом подозревал жену в любовных связях с клиентами, таксистами, официантами и даже соседским дедушкой. Муж частенько поднимал на неё руку, оставляя «метки любви». При этом Туся страшно боялась, что её «убивца» умыкнут соперницы. Каждое утро вместо поцелуя он, как Чикатило, твердил: «Помни! Ежедневно на рынок выбрасываются тысячи и тысячи молодых женских тел!» И она была готова сражаться за право быть жертвой собственного мужа.
К сожалению, московский рынок и правда переполнен. Девушки на любой вкус и цвет всегда съезжались в столицу со всех уголков России. В нашем отельном бизнесе на десять девчонок был всего один парень, и тот небанальной ориентации. Хуже обстояли дела только в туристических агентствах. И ещё хуже – в ночных клубах, где невесты маялись тучными стадами, а редкие кавалеры смотрели поверх голов, боясь встретиться взглядом, чтобы дамы не разорвали на куски.
Перевес женщин всегда деструктивно влиял на мою психику, и по клубам я не ходила. Мой суженый тоже. У него был свой маршрут – как у троллейбуса – от жены ко мне и от меня к жене. После третьей ходки мы с его Леной подружились. Иногда я ей звонила:
– Леночка, может, заберёшь сегодня нашего?
– Сегодня не могу, дорогая. Иду в театр.
– Ну хорошо. Положи ему в следующий раз побольше сменных носков.
Его мама была на моей стороне:
– Знаешь, я выбираю тебя. Ленка никогда мне не нравилась.
А дочь – на маминой:
– А где найти другого? Держись, мам, двумя руками за нашего дурацкого папочку!
Умная девочка уже тогда понимала, что мужчины – товар дефицитный и долго не залёживаются.
Наш финансовый директор Викуся (коротко – Куся) в свои тридцать пять всё ещё была не замужем. Самодостаточная, красивая и умная, Куся выслеживала будущего мужа в московских кущах, словно охотник антилопу. Её тонконогие бойфренды чуть что шарахались в кусты: игнорировали звонки, забывали явиться на свидания или вовсе пропадали. Но она не сдавалась и упорно добивалась их благосклонности. Ещё немного, и цветы бы понесла для завлечения робких парнокопытных.
Иногда я ходила в столовую вместе с Кусей и Тусей. Сотрудников в нашей столовой кормили так, будто проверяли на живучесть. Две дюжие поварихи притаскивали адские котлы и с дьявольской ухмылкой плюхали в тарелки разваренные пельмени или истекающие жиром куриные ноги с картофельным пюре из порошка. К нам за столик часто подсаживался консьерж Алексей (коротко – Люся) и каждый раз вздыхал: «Эх, девчонки, парня бы мне хорошего!» И я с ужасом понимала, что конкуренция ужесточается день ото дня.
Уже тогда я перестала удивляться росту гомосексуализма. Ведь чем крепче и решительней женщины, тем слабее мужчины. Раньше слабость была главным дамским оружием, и плакали мы слезами бессилия. Но потом мы сменили кредо на силу и стали плакать слезами ненависти.
Наш постоянный гость, шаман из Гималаев, задорого сбывающий истину в московском центре «Пранамания» и живущий исключительно в люксе, советовал мне лить только слёзы отчаяния о собственном несовершенстве. «Чем охотиться за мужиками, лучше чисти карму!» Он забывал об одном: пока я буду надраивать карму, какая-нибудь менее чистоплотная отхватит последнего неразобранного жениха.
Читать дальше