Хазби Булацев - Избранное. Статьи, рецензии, рассказы, письма

Сама газета объявила сбор пожертвований в пользу голодающих и регулярно публиковала списки тех, кто хоть каким-то взносом отозвался на этот призыв. Между тем голод распространялся и на другие губернии. И в «Камско-Волжской газете» появилась уже постоянная рубрика – «Хроника народного голода». Под этой рубрикой газета в одной или двух колонках помещала леденящие душу сообщения: «Херсонский голод», «Оренбургский голод», «Донской голод», «Пермский голод», «Голод и разорение в Новгородской губернии», «Вымирание крестьян в Тверской губернии» (1873. № 134, 139, 142 и др.). Такую ситуацию многие провинциальные издания стыдливо замалчивали, будто не замечали этой всенародной трагедии. Гневно писала по этому поводу «Камско-Волжская газета»: «В нашем светском обществе, и особенно в провинциальном, любящем подражать бомонду, скрывать свои чувства и ничем не возмущаться вошло в правило» (1873. № 133). Газета резко осудила, в частности, архангельские «Губернские ведомости» и газету «Сибирь», которые «не только не осмеливаются предать гласности какой-нибудь факт, но, напротив, постоянно рапортуют о полном благополучии и процветании. Такая деятельность печати, поставившей себе зада чей одну лесть и панегирики, прежде всего вредна самой провинции. Она закрывает глаза на положение провинции и поставляет целью противодействовать тому, что выражается здоровою гласностью. Словом, она выполняет орудие, совершенно противоположное честному печатному слову» (1873. № 137).

Разящие стрелы обличительных выступлений «Камско-Волжской газеты» достигали не только провинциальных изданий, защищавших самодержавные порядки. В этом отношении характерна ее схватка с газетой «Голос», выступавшей в защиту казанского фабриканта Алафузова. Началось с того, что «Камско-Волжская газета» в 1873 г. обнародовала подряд несколько фактов, разоблачавших вопиющие беззакония на алафузовских фабриках, где жесточайшей эксплуатации подвергались не толь ко взрослые, но и дети обоего пола от 8 лет, которых заставляли работать 14 часов в день. Как и ожидала газета, ее выступления не остались без ответа. Причем ответ появился в столичном «Голосе» (1873. № 289), откуда его тут же перепечатал «Казанский биржевой листок». «В этой длинной статье, – комментировала «Камско-Волжская газета» выступление «Голоса», – уполномоченный Алафузова г. Племат делает попытку опровергнуть ту горькую истину, которая содержалась во всех отзывах и заметках о фабрике и заводе г. Алафузова, напечатанных в разное время в „Камско-Волжской газете“. В конце г. Племат присовокупляет, что Алафузов, едва только заслышал голод в Самарской губернии, как уже послал своего доверенного на место бедствия, с целью вербовать на завод рабочих. Против этого мы ничего не говорили и не говорим; нам это кажется очень вероятным, потому что самарский крестьянин теперь дешевле казанского» (1873. № 133).

Несколькими номерами позже «Камско-Волжская газета» опубликовала открытое письмо от имени своего редактора Н. Агафонова редактору «Голоса». Решительно осудив столичный «Го лос» за участие в недостойной полемике, Агафонов саркастически заключал: «Ни один уважающий себя орган печати не может взять на себя защиту таких, например, приемов промышленников, как вербовка в голодной местности под задатки на про кормление семьи, умирающей с голоду, а между тем на страницах своей газеты вы допускаете смеху достойное уверение, что подобная вербовка имеет характер благотворительного подвига со стороны нанимателя; вы допускаете в вашей газе те такие вещи, как заключительная тирада г. Племата, который уверяет, что фирма гг. Александрова и Алафузова в Казани (считающая свои барыши десятками, если не сотнями тысяч) довольствуется лишь сознанием той пользы, какую она приносит рабочим и целому краю!» (1873. № 138).

В этом частном случае и в общей обличительной направленности «Камско-Волжской газеты» со всей очевидностью проявилась ее верность традициям революционно-демократической печати, провозгласившей устами Добролюбова, что подлинные борцы за народное дело «должны действовать не усыпляющим, а совсем противным образом» 6.

Именно в таком духе, насколько это было возможно в тогдашней провинции, «Камско-Волжская газета» обращала внимание своих читателей на мерзости окружающей жизни. При этом она не скрывала своей ориентации на опыт лучших изданий революционной демократии. Скажем, сатирические публикации в газе те подавались как подражания Курочкину; зачастую под ними стояла подпись (по аналогии с литературной маской Добролюбова) Казанский Лилиеншвагер. «Камско-Волжская газета» регулярно помещала обзоры столичных изданий, выделяя среди них прежде всего «Отечественные записки» и «Дело». «Из наших журналов, – читаем в одном из обзоров, – выдаются наиболее „Отечественные записки“, „Вестник Европы“ и „Дело“. В „Отечественных записках“ обращают на себя внимание два новых произведения Некрасова: „Русские женщины“ (январь) и „Кому на Руси жить хорошо“ (февраль), а также „Благонамеренные речи“ и „В доме умалишенных“, составляющие продолжение „Дневника провинциала в Петербурге“. Оба они написаны с обычным талантом и юмором Щедрина, особенно „Благонамеренные речи“, где выставлено отношение наших грошовых либералов к разным современным вопросам. Вообще Щедрин в последнее время занялся изображением всевозможных наших деятелей-сеятелей, ташкентцев и пенкоснимателей, земцев и адвокатов, которые, при меняясь к новым условиям жизни, стремятся к той же наживе, как и блаженной памяти герои „Губернских очерков“. Только новые деятели прикрывают свои грязные делишки громкими фразами о пользе, приносимой ими обществу» (1873. № 135).