Мария Дубровина - Сказ о жарком лете в городе Мороче, и чем всё кончилось

Есть в русских провинциях девушки на выданье, о которых мечтает каждая столичная мама. Они всегда адекватно одеты и причесаны, и их речь блещет остротами и шутками. Они могут прекрасно и небрежно сыграть на пианино “Не уходи, побудь со мною”, связать на Новый Год папе тёплый шарф, сплясать цыганочку на свадьбе у подруги, предотвратить потоп закручиванием нужной гайки аварийно текущего крана. Они вкусно готовят и незаметно убирают. Они чувствуют себя в своей тарелке как в опере, так и на дискотеке. Они с равной непосредственностью заговаривают с бабушкой соседкой и со случайно встреченной в гардеробе ресторана заезжей звездой. Они заразительно смеются, они очаровательно улыбаются, они симпатично сердятся, они обворожительно молчат. Лена не была одной из этих девушек.

Она выросла без отца, в маленькой квартирке с мамой Натальей Фёдоровной и бабушкой Оксаной Викторовной. С детства она отличалась повышенной мечтательностью, которую мама и бабушка, почему-то решившие, что их внучка-дочка должна быть неким фейерверком смеха, радости и заразительного энтузиазма, принимали за заторможенность, граничащую с задержкой психомоторного развития. Женщины, несмотря на несопоставимые взгляды на многие вещи, чудесным образом договаривались о приоритетах в воспитании девочки. Наталья Фёдоровна, предпочитавшая брюки, свитера и высокие прически, и Оксана Викторовна, одевавшаяся в элегантные платья, которые совмещала с короткой стрижкой, определили подходящим для Лены пионерско-стандартный стиль. Мама обожала “Абба” и “Битлз”, бабушка не признавала музыку вообще и слушала радио “Маяк”, но Лену они записали в музыкальную школу на флейту. Бабушка терпеть не могла беспорядка и чувствовала себя уютно только в стерильности первого часа после уборки, по истечении которого начинала жаловаться на пыль, кухонные подтёки, крошки, разбросанную обувь и нарушенную симметрию ковровых дорожек; мама терпеть не могла уборки, рассеивала по квартире шпильки, книги, помады, колготки и тапочки; Лена должна была отвечать за порядок в своем книжно-одежном шкафу и чистоту на письменном столе. Оксана Витальевна вздыхала по высоким блондинам с голубыми глазами, Наталья сходила с ума по жгучим брюнетам всех кавказских национальностей, Лене же они просто не разрешали вести никакую социальную жизнь, выходящую за пределы двух школ, общеобразовательной и музыкальной, поэтому вопрос о мальчиках не возник ни в школьные годы, ни в эпоху посещения училища. И только в последний год, её родительницы очнулись в страхе, что девица перезревает, перешли от спячки к срачке, наперебой организовывали ей подставные случайные встречи и заманчивые знакомства.

Груз нереализованных желаний и многочисленных разочарований её родительниц поступательно давил на хилые плечи Лены, но она упорно старалась быть их гордостью и светом в окне. В результате замысловатой борьбы между её склонностью к самосозерцанию и попытками мамы и бабушки сделать из неё то, чем самим стать не удалось, у Лены развилась предрасположенность к диссоциации идентичности в легкой форме. В своих автобусных сеансах авторского самопсихоанализа, проводимых по дороге на работу или с работы, она делила своё существование на “жизнь” и “выживание”. Всё, что требовали от нее мама и бабушка, относилось к категории выживания. Все то, чего они от нее не требовали, относилось к настоящей жизни, которая рано или поздно должна была наступить. А пока настоящая жизнь не началась, она в свободное от выживания время предавалась мечтаниям о ней.

Прекрасный и понимающий, заботливый, но не ревнивый, образованный, с чувством юмора, любящий и любимый принц обязательно должен был рано или поздно появиться в её жизни, высвободить её из материнско-бабушкиных оков, увезти в просторный и уютный особняк. Там бы она по утрам занималась медитацией, до обеда писала бы революционный научный труд о гноссеологической роли подчинённого предложения в творчестве автора и судьбе героя, а ближе к вечеру готовила бы изысканно-питательные блюда для ужина на двоих. Она так преданно верила в свою мечту, что не испытывала раздражения от непроизошедшего ещё исполнения оной, и на детях ей отыгрываться было не за что.

Во время перемены Елена Ивановна сверяла в учительской расписание уроков на следующую неделю. Вошла её главная попечительница Кристина Вячеславовна – тощая биологичка с хновой химией на голове, она же подруга мамы, она же жена охранника Ёсича.