Анна Китаева: Мой ВРБ

Это вызывающе непрофессиональная книга.

В ней нет ни грамма от того, что называют профессиональным писательством. Ни капли литературщины.

В ней – портрет одного человека, великого человека, одного из лучших театральных режиссеров мира, Валерия Романовича Беляковича. Но портрет донельзя странный.

Очень неканоничный портрет.

Лихой, набросанный крупными штрихами, резкими мазками, сделанный из всего, что под руку попало.

А под руку попали воспоминания.

Мысли и чувства людей, которые были с Валерием Беляковичем всю его жизнь. До последнего вздоха.

Артистов. Зрителей. Друзей.

Тех, кого он воспитал. В прямом смысле этого слова – как отец, как пращур, как родич – своим примером, своим нескончаемым трудом и своим циклопическим талантом.

В этой книге – настоящие слезы.

В этой книге – удалой смех (и раскатистый рык самого Беляковича).

В ней – тени прошлого и аромат настоящего.

А еще в ней надежда на будущее и самое откровенное бессмертие, потому что память человеческая – она вот такая, выборочная и яркая, она соленая и свежая. Она вне времени и пространства.

Черт, да в этой книжке даже интервью не как у людей – вырванные из контекста фразы, то, что запало в душу наглому автору, Ане Китаевой, которая сама – плоть от плоти Юго-Запад, тот театр, который Белякович своими руками построил, до кирпича и досочки на сцене.

Неправильный театр, такой же, как и эта книга.

Лучший театр Москвы.

Который до сих пор хранит тепло его рук и эхо от его грохочущего голоса. Который помнит его – как помнят его все те, кто в этой книге собрались на последний выход, срежиссированный уже не Беляковичем, но во славу его и в память.

Ох, Аня, забористую штуку ты смешала и настояла. Не выпить одним глотком.

Ты ее еще и на юго-западном арго написала, со всеми словечками, что в закулисной да зрительской среде приняты, чтобы сразу развести – где свои, где чужие. Потому как все, кто с Беляковичем – те свои. Кто хоть на секунду с ним – тот свой.

Не бывает чужих на Юго-Западе. Один каррас, как у Воннегута, вот еще один пароль для тех, кто понимает.

А еще ты, Аня, наглая, потому как называешь книжку – "Мой ВРБ". А хочется-то – "наш".

А потом ты понимаешь, что нет – не просто "наш".

А действительно – «мой». То есть и анин, и мой, и каждого, кто хоть раз оказывался в театре на Юго-Западе. Или в других театрах, где ставил Белякович (а где он только не ставил, от Штатов до Японии).

Театр – искусство сиюминутное, говорите?

Да нет.

Оно – вечное. Потому как вечно живет в наших сердцах и душах. Если оно – настоящее.

У Беляковича – другого не было.

Читайте эту насквозь неправильную книгу про такого неправильного и великого человека.

И берегите память. Это лучшее доказательство вечности и бессмертия.

Читайте.

Прямо сейчас.

Это рассказ о том, как я встречалась с разными людьми, мы вместе вспоминали о Валерии Романовиче Беляковиче, основателе Московского театра на Юго-Западе и авторе театральной школы Беляковича. Это люди разных поколений, разных профессий, разных национальностей и стран проживания. Валерий Романович повлиял на каждого из нас. Таких людей гораздо больше, чем тех, о которых я рассказываю. Это лишь те, кого успела обойти за год.

В каждом из рассказов ВРБ оказывается чуть другим. У каждого свой ВРБ. Иногда эти образы Валерия Романовича даже конфликтуют друг с другом. Но настоящий ВРБ именно в сопряжении этих точек зрения на него. И в этом смысле книжка будет интересна не только театралам. Это, возможно, уникальный опыт сведения воедино рассказов многих людей о жизни одного человека. Наверное, такую книгу было бы интересно написать о любом человеке, но я написала её о Валерии Романовиче Беляковиче.

Меня упрекали в том, что ВРБ выходит слишком похожим на деда Мороза, слишком елейным. Это неправда, если внимательно вчитываться в рассказы этих людей, то можно почувствовать, как на самом деле было сложно с ним, да и вообще в театре. Людям, из чьих рассказов состоит эта книжка, удалось через всё это переступить ради памяти о Валерии Романовиче. Это наш ему венок сонетов.

«Кит, Юго-Запад – это стиль жизни», – говорил ВРБ моему будущему мужу, имея в виду даже не свой театр, а всё наше Тропарёво.

Летом мне до театра минут пятнадцать ходу, если зимой – то все двадцать по гололёду да по сугробам. И вот в феврале 1997-го, только оправившись от гриппа, ещё пошатываясь от слабости, я зачем-то подрываюсь из дома и ухожу сквозь метель в театр. Я уже три года как там не работаю. Мне ещё кажется, что я оттуда ушла. Я не знаю, что буду уходить ещё не один раз, но мне не удастся этого сделать никогда.