Анна Китаева - Мой ВРБ

Мне всегда казалось, что когда у Романыча наступала нехватка интеллектуального концепта, ему в голову шарашил молниями сам Зевс, мол, не ссы, я с тобой.

Оглядываясь назад и сопоставляя сегодня свой опыт с опытом других, знавших ВРБ людей, я понимаю одну важную штуку. Мы все были его подмастерьями. Это несопоставимо с традиционной преподавательской деятельностью. Это невозможно узнать на лекциях и даже на репетициях. Мы просто шли рядом с ним по жизни, кто-то ближе, кто-то дальше. Эту тему с подмастерьями хорошо понимали японцы. Недаром они его так любили, так дорожили общением с ним.

К слову о японцах. Валерий Романович был в Японии около сорока раз. Это была огромная дружба с театром Тоуэн, с японскими актёрами, с японскими зрителями. Одним из первых его проектов, имевших оглушительный успех, был спектакль «Ромео и Джульетта». Монтекки играли русские актеры, а Капулетти – японцы. К примеру, только в 1995 году десятки городов страны Восходящего Солнца посмотрели за три месяца этот спектакль.

Спустя два года после смерти ВРБ японцы пригласили Олега Леушина, преемника Валерия Романовича, поставить «Макбета». Разглядывая в сети фотографии с репетиций, я переводила японские иероглифы автоматическим переводчиком. Одна корявая с виду фраза произвела на меня глубокое впечатление: «Мы делаем новый и поразительный «Макбет» за пределами языка и стены страны».

Сато-сан – друг ВРБ. Из тех друзей, которых в жизни бывает совсем немного, если они вообще бывают. Спасибо Ольге Ивановой за интервью с ним. Они разговаривали о Валерии Романовиче дома у Сато. В этом доме все стены в портретах ВРБ, он там живёт и сейчас. Сато говорит на русском языке, так что далее его прямая речь.

«Для меня Валерий Романович – сверх-существо, он для меня больше чем отец. Уже два года прошло, а я до сих пор не привык к его смерти. Я иногда утром просыпаюсь и думаю: этого не может быть, что его нет. Как же это?! Как это вытерпеть? Как это можно выдержать?.. Его юмор, его смех… мы всегда с ним веселились. Теперь я лишён этого Веселья. Мне очень трудно с этим смириться.

Мы познакомились, когда мне было 33 года. Наша дружба длилась более двадцати семи лет. Когда он уезжал от нас домой, в Россию, мое сердце охватывала Скука. А Валерий Романович всегда меня утешал: «Потерпи до следующего моего приезда».

Я всегда хотел доставить ему удовольствие. Я всегда старался ему помочь воплотить его замыслы, те картины, которые были у него в голове. Я старался сделать всё возможное для этого. И всегда переживал, что можно было сделать ещё больше. Я чувствовал его внутреннее одиночество. Мне так хотелось помочь тому внутреннему ребёнку, который жил в этом великом человеке».

Сато рассказывает, как любил ВРБ бродить по громадным японским супермаркетам. Однажды купил пиджак, а на следующий день пиджак ему разонравился. Они пошли в магазин, а Романыч засмущался. Он попросил Сато взять на себя процесс обмена пиджака. Ему было неловко перед продавщицей за своё неверно принятое решение. «И я, который его любил больше чем отца, увидел в нем маленького мальчика, который настолько мне доверял, что попросил о помощи в таком незначительном для взрослого человека деле. Такой великий человек и такой ребёнок одновременно».

Сато-сан, спасибо вам за ваши слова. Наша любовь к Валерию Романовичу не знает границ, ни языковых, ни государственных, ни временных.

Мне всегда казалось, что есть какой-то особый секрет в интересе японских зрителей к театру ВРБ. Что есть какие-то особые японские струны, которые ему удавалось задевать. Оказалось, всё проще. Струны всё те же, что в душе у любого человека, вне зависимости от национальности.

Толя был другом Валерия Романовича. Сам он себя так не называет. Но если друг – это тот, кого ты впускаешь в свою душу даже тогда, когда у тебя ни на что нет сил, то в данном случае это самое правильное слово.

Мы говорили с Толей о ВРБ по интернету. Он сидел у себя на кухне в Волжском. Зажёг свечи у икон, которыми обвешена кухня. Пил кофе и курил. Потом перекрестился и начал говорить. Когда он заплакал, я думала: у меня сердце остановится. А теперь вот думаю, счастлив тот мужчина, который умеет плакать.

Толя ходил вокруг да около, рассказывал мне про свою жизнь в Волжском, про своих удивительных местных друзей. А потом вдруг запел Аллу Пугачёву: «Три счастливых дня было у меня, было у меня с тобой, я их не ждала, я их не звала, были мне они даны судьбой…»