Юлия Кулакова - Когда Бог рядом

– Постоянно-то зачем? Нет, ну, наверное, надо. Но что – каждую неделю, как бабушки?

– При чем тут бабушки? Да, каждую неделю. И причащаться. Ленка звала меня тогда, а я только на исповедь приготовилась. Не понимаешь ты ничего.

– Я не понимаю? Я хотя бы Новый Завет читал. У меня с детства книжечка, маленькая, «гедеоновская», в школе раздавали. А ты всякий оккультизм читаешь.

– Я уже не читаю!

– Ладно, не кипятись. Приехали уже. Остановка «Пивзавод»!

– Ничего и не пивзавод. Переименовали давно, «Иверский монастырь». Идем?

– Нет. Подожду.

На земле монастыря полным ходом шла стройка. Несмотря на это, и стены, и кое-где оставшаяся травка, еще не смятая тракторами и бульдозерами, – все казалось окутанным какой-то другой, неясной, еще не испытанной тишиной. Стараясь не греметь металлическими набойками каблуков о каменные ступени, я добралась до строения, которое назвали мне по телефону, и робко постучала в старинную массивную деревянную дверь.

Мне открыла невысокого роста послушница в уютном фланелевом платьице. Она приветливо улыбнулась: «Матушка ждет вас».

– Ой, а я это… в штанах вот. И без платка, – забормотала я, вдруг опомнившись.

– Ну, что ж… – вновь улыбнулась девушка.

И я на цыпочках двинулась за ней по коридору. Тишину монастырского корпуса не хотелось нарушать, это было так же щемяще-трепетно, как не хочется тревожить сон младенца.

В небольшой келии навстречу мне поднялась матушка-настоятельница. И я, приветствуя, склонилась перед ней. Здесь можно приветствовать так, как я это понимаю. Я – в другом измерении.

Мы говорили долго. Об обители, о строительстве, о том, какие люди идут в монастырь:

– Вот приходила одна женщина, просила принять ее. Оказалось – у нее маленькая дочь. Объясняю, что взять ее не могу: у нее есть обязанности перед дочерью. Так эта женщина говорит: «Я все поняла! Я дочку отдам бабушке и к вам приду!»

Потихоньку разговор зашел о вере. Я все чаще говорила «вот у одного человека…», «вот одна моя знакомая…», а потом – «а вот у меня…». И тут я не выдержала. И рассказала все. О молитвослове с золотым тиснением, о болезни и о лике Иверской на газетных страницах. О том, как не могу остановиться, читая молитвы перед единственной домашней иконой, право на которую долго отвоевывалось у родных.

– Дай-то Бог, дай-то Бог! Ты православная христианка? – спросила матушка.

– Да!!!

– Идем, благословлю тебя.

И матушка крестила меня широким крестом, а я уже сжимала в руке ее подарок – книгу «Женщина-христианка».

– А вот знаете, один человек… – начала я.

Лицо матушки вдруг просияло. Улыбается? Нет, лицо не изменилось. Но этот свет!

– И сколько вы уже вместе? – тихо спросила матушка.

– С… с кем?

– А вот с этим самым человеком.

Я покраснела, произвела в уме нехитрые арифметические действия и ответила.

– Это у вас навсегда. Это у вас настоящее, – будто вслушиваясь во что-то, мне неслышимое, сказала она.

В молчании я выходила из ворот монастыря.

– Ну, что тебе матушка сказала?

– Сказала – это у нас настоящее, – прошептала я. – Идем.

Я шла. И он шел рядом. Мой будущий муж, будущий отец моего сына. Будущий священник.

…Дела есть дела. Надо ехать. А ехать – страшновато. Расстояние от неба до земли превратилось в единый седой водопад, внутри которого пропали все очертания. Такого синоптики не предполагали.

Сын, потирая температурящий лоб, ищет зонтик, неуклюже напяливает ветровку: засовывает руку в капюшон вместо рукава.

Зонт и капюшон нужны уже в подъезде: крыша прохудилась, трубу прорвало, и два настоящих потока льются у самой нашей двери и по центру подъезда. К первому этажу все это превращается в пару рычащих речек и растекается по бетону.

В машину залезть получается не сразу: сначала ее надо увидеть. А потом разглядеть, что воды у дверей – по щиколотку.

Сразу достаем акафистник: акафист, что читаю каждый день у нашего домашнего образа Божией Матери, сегодня прочту в машине. Когда вокруг ничего, кроме белесой стены, не видно, колеса глубоко в воде, а свет дают только редкие молнии – это… уместно. «Радуйся, Благая Вратарнице…»

Дождь постепенно мельчает, будто одумавшись. Однако по-прежнему заставляет держать в уме пословицу про хорошего хозяина и его собаку. Ни собак, ни людей вдоль трассы, и только один мужичок в распахнутой рубахе, веселый и пьяный, идет-шатается по своим разгуляистым делам, и дождь ему нипочем.