Ирина Буторина - Кавказский роман. Часть III. Лавина

– Марина, извини, я ничего не знала, – извинялась ошарашенная новостью классная – книжная дама, как большинство преподавательниц русского языка. – И всё же ты не должна строго судить отца. Возможно, он полюбил, и это любовь его заставила так поступить.

– Что это за любовь такая, которая заставляет детей бросать? – не унималась Марина.

Учительница хотела было рассказать девочке про Анну Каренину, яркой любви которой она втайне завидовала, но вспомнила, что этот роман не входит в программу пятого класса.

– Да, это такое чувство, ради которого на многое можно пойти, – сказала она, вздохнув.

Сама же она в своё время ради любви не смогла даже переступить через условности и выйти замуж за бывшего одноклассника, который, как внушила ей мама, был ей не пара, так как не имел высшего образования. Больше руку и сердце никто не предлагал.

После той памятной драки Марину в классе больше никто не дразнил, но с той поры в её детском сердце поселилась обида на русских женщин и глубокое убеждение, что очень стыдно быть брошенной женой. Потом потянулись тягостные дни в доме, который покинуло счастье. Дом без бабушки и отца стал безрадостен и угрюм. Асет практически забросила домашнее хозяйство и замкнулась в себе. Марина с поселившейся у них тёткой с трудом справлялись с навалившимся домашним хозяйством. Руслан старался большую часть времени проводить у родителей Асет на другом конце села.

– Что значит мужчина, не хочет в горе жить, – прокомментировала этот факт тётка.

По законам Кавказа женщина не должна жить одна, и родственники стали искать Асет пару. Все потенциальные женихи были или стары, или обременённые большим количеством детей. Асет, выслушав очередное предложение, отвечала:

– Не надо, я сама найду себе мужа.

– Ты одного уже себе нашла, – ворчал отец, – где он?

Соседка, казачка Алефтина, посоветовала ей пойти работать на новую стройку. В селе начали строить птицефабрику, крупнейшую в республике, а людей для этой стройки в небольшом селе не хватало.

– Иди, Ася, иди, там сейчас маляры нужны, – уговаривала Алефтина соседку. – Ты женщина умелая, работящая, справишься. Как без работы? Муж пока платить не отказывается, а потом ищи-свищи ветра в поле, а у тебя кусок хлеба свой будет.

Родственники подозрительно относились к идее работы Асет. Мало того, что по чеченским обычаям женщина не должна находиться среди чужих мужчин, которых на стройке было большинство, но и работа маляром, согласно этим же законам, была для женщины постыдна. Женщина могла иметь только женскую профессию – воспитателя, учителя, медработника, все остальные виды работ были неприемлемы. Однако в селе такой работы не хватало даже для тех женщин, которые имели подходящее образование. Асет же так и осталась с аттестатом об окончании средней школы. И всё же она решилась и через пару месяцев, имея большой опыт домашнего строительства, хорошо освоила малярное мастерство, которое оплачивалось значительно выше, чем работа техничкой в школе, куда её звали. Ещё через пару месяцев Асет привела в дом дядю Толика.

Дядя Толик был балагур, весельчак и бесшабашный пьяница. Выпив, он усаживал Асет около себя и принимался рассказывать свои боевые походы, начиная их с одной и той же фразы:

– Да, Аська, жизнь меня трепала, трепала, да не дотрепала. Я потомственный кубанский казак, не вам, чуркам, чета. Прошёл Крым, Рим и медные трубы.

После этой фразы шли откровения про то, что ни одно из многочисленных мест, где побывал лихой казак Толик, не обходилось без его активного участия и его редкой смётки.

– Да, Аська, чуть чего – бегут прямо ко мне. Мол, Толян, помоги. А я чего, конечно, помогал, как не помочь, если люди не справляются? Это я сейчас бетон мешаю, так это временно. Мне начальник уже говорил, мол, скоро выйдет тебе, товарищ Чебыкин, должность.

Асет, не привыкшая к вниманию мужа, слушала Толика, глядя на него во все глаза. Верила она ему или нет, или ждала того сладостного момента, когда он, дойдя до определённого градуса, привлекал её к себе и, не стесняясь детей, целовал в губы жадно и смачно. После этого он тащил её на руках на мужскую половину, откуда потом долго доносилось его сопение, скрип кровати и стоны матери.

Первый раз, когда Марина услыхала эти стоны, хотела кинуться в комнату спасать мать от садиста Толика, но случившаяся тут тётка остановила её:

– Не мешай, это она не стонет, а смеётся.

Действительно, после очередных стонов Асет ходила как именинница, раскрасневшаяся и помолодевшая, а Толик добавлял ей веселья, похлопывая по её широким, низко посаженным ягодицам. В первое время Асет одёргивала его за такие ласки, а потом привыкла и даже радовалась им.